Великий Краббен

Это заявление должно быть опубликовано в «Шахматном журнале» на первой странице. Разрешаю украсить его виньетками.

Справедливость восстановлена, и у меня на душе спокойно.

ГЕННАДИЙ ПРАШКЕВИЧ ВЕЛИКИЙ КРАББЕН

Из пронзительных, низко стоящих, как в неполном стакане, вод, сквозь их призрачные пласты, искривленные преломлением, прямо на меня восходило из океанских глубин нечто чудовищное, жирно, антрацитно поблескивающее.

Ухватиться за фал я просто не успевал. А если бы и успел, дела это не меняло — чудовищная пасть на гибкой змеиной шее запросто сняла бы меня и с трехметровой высоты…

Вскрикнув, отбрасывая сапогами сырую гальку, я бросился бежать в глубь кальдеры…

Залив Доброе Начало вдается в северо-западный берег острова Итуруп между мысом Кабара и мысом Большой Нос, расположенным в 10.4 мили к NNO от мыса Кабара. Берега залива высокие, за исключением низкой и песчаной северной части восточного берега.

Речка Тихая впадает в восточную часть залива в 9.3 мили к ONO от мыса Кабара. Речка Тихая мелководная и извилистая; долина ее поросла луговыми травами и кустарниками. Вода в речке имеет болотный привкус, В полную воду устье речки доступно для малых судов.

Лоция Охотского моря

Тетрадь первая . Доброе Начало

Бывший интеллигент в третьем колене. От Бубенчикова до Симоносеки. Первая кепка острова. Философия богодула. Опасности, не учтенные лоцией. Серп Иванович едет лечиться. Осиротевший Агафон Мальцев. Вечерние беседы на островах. «Привет, организмы! Рыба!»

Серп Иванович Сказкин, бывший алкоголик, бывший бытовой пьяница, Серп Иванович Сказкин, бывший боцман балкера «Азов», бывший матрос портового буксира «Жук», бывший кладовщик магазина № 23, того, что в селе Бубенчиково, бывший плотник «Горремстроя» (Южно-Сахалинск), бывший конюх леспромхоза «Анива», бывший ночной вахтер крупного научно-исследовательского института, наконец, бывший интеллигент («в третьем колене!» — добавлял он сам не без гордости), а теперь единственный рабочий полевого отряда, проходящего в отчетах как Пятый Курильский, каждое утро встречал меня одними и теми же словами:

— Почты нет!

А почты и не могло быть. В принципе.

Случайное судно, разумеется, могло явиться из тумана в виду мыса Кабара, но для того, чтобы на борту этого судна оказалось письмо для Серпа Ивановича или для меня, Тимофея Лужина, младшего научного сотрудника СахКНИИ, должно было случиться слишком многое. Во-первых, кто-то должен был знать, что именно это судно и именно в это время выйдет к берегам Итурупа с тихоокеанской стороны, во-вторых, кто-то должен был знать, что именно в это время Серп Иванович Сказкин, крабом приложив ладонь ко лбу, выйдет на плоский берег залива Доброе Начало, а в-третьих, такое письмо кто-то должен был написать!

— Не умножай сущностей, — говорил великий Оккам.

И в самом деле… Кто будет писать Сказкину? Его пятнадцатилетний наследник Никисор? Вряд ли… Никисор проводил лето в пионерлагере «Восток» под Тымовским… Елена Ивановна Сказкина, ныне Елена Ивановна Глушкова? Вряд ли… Скажи ей кто: «Черкни бывшему мужу», она ответила бы, не постеснялась: «Пусть ему гидра морская пишет!» На этих именах круг близких Серпа Ивановича замыкался, что же касается меня, то на все лето я всегда обрываю какую бы то ни было переписку.

Но Серп Иванович Сказкин с реалиями обращался свободно. Каждое утро он начинал одними и теми же словами:

— Почты нет!