Великий Краббен (сборник)

Первую статью («Генезис курильских пемз») шеф писал исключительно по собственным полевым материалам. Статья была отрецензирована, одобрена, однако на каких-то инстанциях застряла, в печать не шла. Шеф никак не мог сообразить, что мешает ее напечатанию; подсказали умные люди: «Ну, куда вы смотрите, Паша? – (Шеф в те годы был отменно молод). – Иван Андреевич – ваш завлаб? Ваш. Так почему вам не взять его в соавторы? Александр Иванович, замдиректора? Замдиректора. Ну, так в чем дело? Разве вам помешает такой соавтор? И Михаил Степанович немало помог вам с химанализами…» В итоге соавторов набралось штук семь, зато статья появилась в престижном академическом журнале. Правда, в последний момент по техническим причинам список соавторов был урезан, имя шефа попало в число «и др».

К счастью, с той поры шеф опубликовал не одну монографию, получил не одну престижную премию, был избран в члены-корреспонденты Академии наук, возглавил комплексный научно-исследовательский институт, и многие теперь сами мечтают о том, чтобы членкор П. В. Хлудов поставил свое имя под их работой – как соавтор. Крепкий, подвижный, в свои семьдесят лет продолжающий выезжать на самые сложные полевые работы, обожающий народные приметы («Коль калан покакал в воду – жди хорошую погоду»), – шеф навсегда остался снисходительным к молодым и терпеть не мог халтурщиков. Таких, например, как биолог Кармазьян. («Науке нужен Кармазьян как писсуар для обезьян»). Этот биолог много лет выращивал в нашей институтской теплице длинный и тощий корейский огурец. Правда, при таких длинноногих лаборантках, как у Кармазьяна, любой огурец сам по себе вырастет. По большим праздникам сотрудники института отхватывают от овоща огромные куски, называя их закусью, но всегда, к величайшему торжеству Кармазьяна и к растерянности его постоянных научных оппонентов, бессмертный овощ регенерирует, непременно к очередному празднику восстанавливая вес и форму.

– Как вы относитесь к каникулам?

Я пожал плечами. Шеф вызвал меня неожиданно.

– А как вы относитесь к работе на силосе? К позднему сенокосу? К ранней переборке гнилых овощей? К работе в овощехранилищах?

Кривить душой я не стал:

– Плохо отношусь.

– Тогда скажу так, Прашкевич, – покачал седой головой член-корреспондент. – Если к среде вы не уберетесь из института, я сдам вас на сельскохозяйственные работы.

И быстро спросил:

– Снаряжение? Карты? Полевые?

– Все получено. Все на руках, – так же быстро ответил я. – Но вы хотели лететь со мной, а я еще не нанял рабочего.

– Теперь и не успеете, – покачал головой шеф. – Мой билет отдайте секретарше. Я прилечу на Кунашир позже. – Он понимающе оглядел меня. – Завидую вам. Искренне завидую. Две недели каникул и никакого начальства! А? Я в юности мечтал о таком, ни разу не сбылось. Так что сматывайтесь. Рабочего наймете прямо на острове.

– Это во время путины-то?

– Предпочитаете остаться на силосе?

Я отчаянно замотал головой. Нет, ни в коем случае!

– Тогда разыщите на Кунашире Серпа Ивановича Сказкина.

Я кивнул. Ладно, Сказкина. Я понял шефа. Я давно мечтал о таких каникулах. Я даже знал, как использую свободные дни. Антон Павлович Чехов, больной, немощный, разочарованный в любви, на перекладных через всю Россию добирался до Сахалина, чтобы рассказать о каторжном острове; воспеты Приморье, Амурский край, все слышали про Дерсу Узала; Степан Крашенинников обессмертил Камчатку; Владимир Германович Тан-Богораз волшебно описал жизнь чюхчей, Владимир Иванович Йохельсон не один год провел среди юкагиров, чюванцев, шоромбойских мужиков. Список можно продолжать, но где Курильские острова? Почему никто не сложил героических баллад о туманах Шумшу, о снежной тьме на вулканических кряжах Парамушира? Почему не воспет Онекотан с пиком Сарычева, дивно отраженным в провальном кальдерном озере? А задымленный конус Алаида с пушечными выстрелами боковых кратеров? А черные базальтовые стаканы Черных Братьев, отражающиеся в океане?

Вот только Сказкин… Вот только богодул с техническим именем…