Великий крестовый поход

Она стояла перед алтарем — высокая, в белом одеянии, словно невеста, упрямые локоны заплетены в косы и прикрыты, как подобает женщине в храме. Рядом стоял отец, вновь вернувшийся с войны ради такого события, его жена Елена и Иван Субич с супругой. Маленькое здание церкви было до отказа забито селянами и соплеменниками Эйян. В переднем ряду зрителей стоял Лука с безнадежной тоской в глазах, а в заднем — Тауно. Кое-кто говорил, что он не имеет права здесь находиться, но священник возражал, что он ее брат, что в ритуал и так пришлось внести немало импровизаций, а к тому же — как знать? — вдруг это торжественное зрелище милостью небес обратит и его сердце к Господу? Тауно стоял, скрестив на груди руки и с непроницаемым лицом.

Воздух наполнял аромат дорогих благовоний, подаренных жупаном. Томислав с чувством произнес специальную молитву, с сияющим лицом попросил паству преклонить колени, взял чашу со святой водой и окропил ею лоб Эйян.

— Окрещаю тебя во имя отца, сына и святого духа. Аминь.

Дагмар ахнула и едва не упала. Андрей поддержал ее, опустив руки на плечи, и, обратив глаза к небесам, прошептал:

— Возрадуйся, Агнете.

Вскоре обряд завершился. Все это время она проплакала, но лишь потому, что не знала другого способа выразить свою радость. Поднявшись, она перестала всхлипывать, обнялась по очереди с близкими и сразу вышла.

Погода стояла не по сезону холодная. Ветер гнал облака по выцветшему небу и посвистывал среди быстро меняющих цвет листьев. Люди, ожидавшие возле входа в церковь, окружили Дагмар — благословить ее и приветствовать как равную себе, как христианку. В честь ее крещения приготовили скромную трапезу. Наутро гостям из Дании предстояло покинуть деревню, и Дагмар намеревалась отправиться в порт, где ее ждала готовая поднять паруса «Брунгильда».

Тауно, сухо поздоровавшийся с отцом и не преклонивший колени в церкви, стоял в отдалении под сосной, словно отказывался вместе с деревом признавать власть зимы. Прошло некоторое время, пока Дагмар смогла выйти из круга доброжелательных селян и подойти к брату. Никто не пошел следом за ней, потому что Тауно, почти без одежды и с копьем в руке, выглядел телесным воплощением дурного знамения.

Она остановилась перед ним, приветственно протянула руки. Брат не ответил тем же. Надетые на Дагмар платье и шаль развевал ветер, прижимая ткань к бедрам и груди.

Брат молчал, и тогда она глубоко вздохнула и заговорила первой:

— Спасибо, что пришел. Жаль, не знаю, что еще тебе сказать.

— Я пришел попрощаться со своей сестрой. Она была мне дорога.

— Но ведь я и сейчас твоя сестра, — пробормотала она задрожавшими губами.

— Ты незнакомая женщина, — покачал головой Тауно. — Да, мы вышли из одного лона, и у нас общие воспоминания. Но Дагмар — не морская дева, а святоша.

— Нет, ты не должен этому верить! Сегодня я прикоснулась к святости, подобно любому младенцу, только что принятому в стадо Христово, но я еще много раз буду оступаться и грешить и смею лишь надеяться, что покаюсь и буду прощена.

— Это речь не Эйян, — холодно бросил Тауно. Ее голова поникла.

— Значит, ты отказываешься от спасения? — Брат стоял, опираясь на копье. — Но ты не можешь мне запретить молиться за тебя, Тауно.

Брат поморщился:

— Я не хотел причинить тебе боль.

— Ты осчастливил бы меня, если бы поплыл со мной домой.

— Нет. Я связан обещанием, которое дал здесь. Но почему бы тебе не подождать до весны? Сейчас тебе предстоит плыть по штормовому морю.

— Наши судьбы в руках Божьих. И я должна отправиться к Нильсу, иначе он умрет во грехе.

— Ты воистину Дагмар, — кивнул Тауно. — Что ж, передай им от меня привет, и пусть удача всегда плывет рядом с вами.

Он повернулся и быстро зашагал к лесу. Скрывшись из виду, он побежал так быстро, словно за ним гнались.

* * *

В долине, где Тауно и Надя обычно встречались, ее не оказалось. Не было ее и поблизости. Тауно напряг все свои волшебные чувства, но смог отыскать лишь еле заметный ее след, который часто обрывался, и тогда он метался вокруг, пока не находил его вновь. И сами следы, и их хаотичность подсказывали Тауно, что вилия мечется, словно потеряв рассудок, и это знание приводило его в отчаяние.

У него ушло два дня и две ночи, чтобы ее отыскать в вечер осеннего равноденствия. К тому времени он настолько вымотался, что пошатывался от усталости.

Еще больше похолодало, и от ледяного воздуха у Тауно стыло все внутри. Низко нависало серое плоское небо. Надя стояла на берегу озера, чьи стальные воды отражали желто-коричневый лес с редкими мазками кроваво-красных кленов и полосками вечнозеленых деревьев, — крохотная, потерявшаяся, жалкая.

— Надя! О Надя! — позвал он и, спотыкаясь, побрел к ней. Он охрип, два дня выкрикивая ее имя.

— Тауно, любимый!

Вилия бросилась в его объятия, и Тауно с бесконечной осторожностью сомкнул руки вокруг ее хрупкой фигурки. Она показалась ему почти такой же холодной, как морозный воздух. Когда они поцеловались, их слезы смешались.

— Где ты была? — пробормотал он. — Что с тобой?

— Я боялась… — прошептала она.

— Чего? — напрягся Тауно.

— Что ты можешь не вернуться…