Великий лес

— Какой я тебе дядька, — смеется Хомка. — Я же… Ты что, забыла, кто я?.. Ах, Парася, Парася…

— Да не Парася, не Парася я. Я — Надя!

— Кто-о?

И Хомка продирает глаза, просыпается.

Возле него и в самом деле Надя, Хорикова Надя.

— А-а, — в испуге вскакивает Хомка. — Что там еще?

— Клавдия… Клавдия какого-то рыжего привела, — чуть не плачет Надя.

— Куда привела, какого рыжего? — недоумевает Хомка.

— Да… на воз…

— На воз? Она что, ошалела?

В лесу уже темно. Но глаза у него, у Хомки, скоро привыкают к темноте. Нахрамывая, идет мимо кустов, деревьев туда, где, он знает, стоит их подвода, пасется привязанный за оглоблю конь. Вслед за ним идет, крадется мышкой и Надя.

— Дядька… Дядь Хомка, — шепчет Надя.

— Чего тебе?

— А может… не надо сейчас туда идти?

— Почему это не надо? — не понимает, злится Хомка.

— Да они… там… — не решается, не осмеливается, а может, не знает, как и сказать, Надя.

XII

Кажется, и был же Иван Дорошка внутренне готов к этому расставанию, давно-давно готов, и все равно млело, сжималось сердце, когда думал, представлял себе, как обнимет, последний раз обнимет жену, поцелует детей и пойдет назад, в Великий Лес, а они… останутся без него, одни. И чем дальше ехали, чем ближе подъезжали к Будиловичам, тем чаще замирало сердце. Надо было привыкать к мысли о том, что уже завтра он не увидит милых детских мордашек, не услышит дорогих голосов, не узнает вечером, кто из ребят как прожил день, какие у них были радости или, наоборот, что им не дало быть радостными, счастливыми. Ко многому надо было привыкать. Самому, скажем, придется заботиться о том, где и как поесть, думать о чистой рубашке, о ночлеге. Прежде, где бы ни был, что бы ни делал, — в конце концов, приходил домой, к своему очагу. Пища была сварена, рубашка выстирана, постель застлана. А теперь?.. Теперь все-все это ляжет на него самого.

— Ты хоть не забывай, хоть изредка наведывайся к нам, — шептала Катя, думая, видно, о том же, о чем и он.

— Буду стараться… Хотя… не всегда, наверно, будет возможность.

— Я знаю. И все же… Не отрывайся от семьи, приходи.

И жена теснее жалась к Ивану, клала голову ему на плечо. И не сводила глаз с мужа.

— Запомнить… Каждую черточку твою запомнить хочу, — шептала она. — Когда-то мы снова увидимся…

И из глаз у нее катились по щекам — не удержать — слезы.

Иван, глядя на жену, думал. Удивительное существо — человек. Вот жили-жили, не знали друг друга — и обоим было хорошо. И вдруг встретились, познакомились, стали мужем и женой. И сделались родней родного. В чем тут причина? Совпадение взглядов, душевная близость или, может… Просто хорошо им вместе. Но ведь могли и не встретиться, не познакомиться, не пожениться. Чего проще — Катя поехала бы работать в другую деревню и там вышла бы замуж за другого. Неужели и с тем, другим, она была бы так же счастлива? И он, Иван, тоже был бы счастлив, женившись на другой? И что это — закономерность или случайность, что они все же встретились с Катей, познакомились, поженились?

— Знаешь, Катя, а мы же могли не встретиться, не познакомиться, не стать мужем и женой.

— Могли, — согласилась сперва Катя. — А может, и не могли, — тут же поправила себя, уточнила: — Может быть, то, что мы вместе, это и есть судьба.

— Я вот думаю над этим, — признался Иван.

— И я не однажды думала.

— И к какому выводу пришла?

Катя ответила не сразу — добрую минуту молчала, смотрела не на Ивана, а куда-то в сторону, на лес, на деревья, мимо которых проезжали. Потом подняла голову, в раздумье проговорила:

— Вывод у меня один, хотя, может, и неправильный. Там, где в семье мир да лад, — люди нашли друг друга, им хорошо. Там же, где нет ни мира, ни ладу, — случайно сошлись. И он страдает, и она, потому что поторопились, случайное приняли за настоящее. Не повезло, можно сказать, людям, не знать им счастья и радости… Ты что, не согласен со мной? — увидав, должно быть, что Иван сжимает губы, как будто хочет возразить, насторожилась Катя.

— Нет, не то чтобы не согласен, а просто странно все это. Совсем чужие люди — и вдруг…

— В природе действительно много загадочного. Вернее, непознанного, потому и загадочного, — вздохнула Катя. — Но в человеческих отношениях… Тут, пожалуй, ничего загадочного нет. Сходятся же люди не на день-два, а на весь век свой. И прежде чем сойтись, долго присматриваются друг к другу, привыкают. И то, бывает, ошибаются.

— А ты считаешь, что мы с тобой, поженившись, не ошиблись?

— Нет, не ошиблись…

И Катя снова придвинулась ближе к Ивану, положила голову ему на плечо.

— А ты… ты разве так не считаешь? — заглянула в глаза.

— Я? Я тоже так считаю… По крайней мере, считал до сегодняшнего дня, — как-то торопливо, поспешно сказал Иван.

— Почему считал? Почему до сегодняшнего? — встревожилась Катя.

Иван не отвечал.

— Почему же? Что ты молчишь?

— Потому что подумалось — хорошо нам так рассуждать: мы-то все время вместе. Как поженились, с тех пор и вместе. Друг без друга и недели не прожили. А вот расстанемся…

— Замолчи! — даже обиделась Катя. — Разве разлука отдалит нас, разве мы перестанем любить? Наоборот, она сделает крепче нашу любовь.