— Видишь, задание получил поднимать людей, — поддел Ивана Василь, — и не поднимаешь. Даже со мной скрытничаешь.
— Не скрытничаю, Василь, а присматриваюсь.
— Ко мне, ко мне присматриваешься? Эх…
Было темно, однако и в темноте Иван увидел, как зло махнул Василь рукой — обиделся не на шутку.
— Не злись. С тобой я поговорить собирался. Но не сейчас — позже.
— Так тянуть-то уже некуда! Немцы вот-вот заявятся.
— Ельники же еще наши.
— Ельники могут взять позже, чем Великий Лес. У нас же железная дорога под боком…
Иван и в самом деле упустил из виду — немцы действительно могли прийти в Великий Лес из Гудова, приехать по железной дороге. Но Василю все же сказал;
— Не паникуй.
— Я не паникую. Но чувствую — близко уже немцы. Мужчины домой возвращаются.
— Какие мужчины?
— Те, что фронт бросили, разбежались.
Иван так и присвистнул — не поверил.
— Кто, например?
— Евхим Бабай. Забыл, что ли? И Хорика я давеча видел.
— Хорика?
— Ага. Утречком как-то на ферму шел. Вижу — огородами к лесу кто-то крадется. Пригляделся — Хорик. Верно, на ночь домой, в хату свою наведывался. Оставаться же в деревне днем — боится. Вот по этому и сужу — немцы близко.
— Неужели то, что ты говоришь, — правда?
— А то врать бы стал, — опять обиделся Василь.
— А я же, признаюсь тебе, никогда не думал, что сыщутся среди наших такие. Контрики…
— Э-э, — простодушно, по-детски улыбнулся Василь, — может, это и не контрики, как ты их называешь, а обыкновенные трусы. Не хотят погибать, войны испугались.
— И таких к ногтю нужно!
— Погоди, не спеши. Разобраться надо.
— А что тут разбираться? Не на фронте — значит, враг.
— Так и мы ж с тобой не на фронте.
— Мы — иное дело. — И, возвращаясь к прежнему разговору, Иван сказал: — А насчет того, что немцы, как ты говоришь, близко, так… Близко — это еще не здесь. А потому подготовиться нам нужно и встретить их как положено. Чтоб несладко им пришлось.
— Так мы же, по-моему, и готовимся.
— О людях надо подумать, кого с собой в лес взять. И об оружии.
— Об оружии — да. А о людях… — Василь вздохнул. — Трудно нам будет на первых порах с людьми. Видишь, мои предположения подтверждаются — найдутся, видно, такие, кто не прочь и при немцах пожить, немецкого, собачьего хлеба отведать.
— Неужели и такие будут?
— Будут, Иван, будут. И ты правильно осторожничаешь. Ведь до конца нельзя быть уверенным даже в самом себе… А в людях… Давай обождем, посмотрим, как кто себя поведет при немцах. Тогда и подберем.
— Я осторожничаю, а ты и того больше.
— То, что мы собираемся делать, требует осторожности.
— Правильно говоришь. И о семьях, между прочим, тоже правильно, что беспокоишься. Я своих этими днями думаю отправить…
— Куда? — заинтересовался Василь.
Иван снова задумался — говорить Василю правду или умолчать? «Опять будет обида, если не скажу…»
— Жена родом из Камаринского района. Туда, в деревню, видно, и отправлю вместе с детьми.
— В самом деле — тебе проще… А мне, что мне делать?
— Может, в эвакуацию?..
— Не хотят. Говорил и жене, и детям — не хотят. Да и поздно. Немцы далековато уже зашли. И прут быстро…
— Так хоть бы в другую деревню перебрались, а?
— Надо будет подумать, потолковать с женкой…
Приближалась деревня. Василь соскочил с Ивановой подводы, отвязал вожжи, пересел на свою.
Дальше ехали каждый на своей подводе, думая каждый о своем.
XX
С того дня, как услыхал Иван Дорошка, что началась война, что Красная Армия отступает и в Великий Лес могут прийти немцы, нет-нет да и обращался мыслями к семье — жене, детям. Что делать с ними? Оставить в Великом Лесе или переправить куда-нибудь в более безопасное место? Особенно часто стали эти мысли приходить, когда его не послали на фронт, велели оставаться дома. Не раз и сам он, Иван, и Катя затрагивали в разговорах то, что было больно для обоих, не раз то жарко, доходя до раздражения, то спокойно, мирно обсуждали этот вопрос. Ясно было и ему, и Кате: в случае оккупации оставаться в Великом Лесе нельзя, куда-то надо уходить. А куда? Идти с другими беженцами? Но кто может с уверенностью сказать, что немцы не захватят их в пути, не догонят? К тому же дорога… Легко ли в дороге, да еще с двумя малышами. И Кате первой пришло в голову — податься к родителям, в Комаринский район. И добираться не так уж далеко, и отец, мать там, в случае чего — помогут, за детьми присмотрят. Ничего лучшего, чем родное отчее гнездо, кажется, нет и быть не может. И поскольку он, Иван, согласился, ничего иного предложить не мог. Катя помаленьку собиралась в дорогу. Перебрала небогатые свои пожитки, одно постирала, другое подлатала и все, без чего ни она, ни дети не могли обойтись, увязала в узлы; остальное, не особо ценное, громоздкое, чего не унесешь, не возьмешь в дорогу, отложила, и однажды вечером вдвоем с мужем зарыли все это во дворе под яблоней. Отдельно спрятал все, что могло ему понадобиться из одежды и в обиходе, и Иван — бросил мешок, собранный женой, на подводу и отвез в лес.