Великий Любовник. Юность Понтия Пилата. Трудный вторник. Роман-свасория

За Луперкалиями через день, как ты знаешь, следуют Квириналии: римляне чтят своего прародителя, великого Ромула, в этот день по воле Юпитера вознесенного на небеса и ставшего богом Квирином. Я это говорю не потому, что сомневаюсь в том, что ты это знаешь, а дабы ты живо себе представил: в Риме весь народ, от мала до велика, от Августа до последнего нищего, облаченный в парадные одежды, возносит в храмах благодарственные молебны, во всех двадцати семи аргеях приносит тучные жертвы, славит великого героя. А Юлины адепты и адептки, первые обрядившись в сатиров, вторые — в наяд или менад, почти совсем обнаженные, свой срам прикрывая лишь фиговыми опоясками, с рожками на головах и с копытцами на ногах, распевая похабные песенки, обвешанные скабрезными амулетами, с непристойными изображениями на кифарах и на бубнах, с дудками фаллической формы, на деревенской телеге, запряженной двумя ослами, возят по дорогам истукан Мутуна. И Юлия — нет, не полуголая, но одетая в какое-то странное платье, нарочито неримское, то ли сирийское, то ли даже парфянское — Юлия, дочь Августа, на этот громадный деревянный уд возлагает корону, целуя и гладя мерзостное бревно, намазанное свиным салом. А Юл Антоний в львиной шкуре потрясает и размахивает над головой дубиной. И Сципион в пурпурном дибафе, пытаясь перекричать шум и гвалт, всплески и вскрики музыки, витийствует о том, что, дескать, за несколько веков до рождения Ромула и за много лет до появления Энея этими благодатными и святыми местами на Тибре управлял величайший герой Геркулес, любимец и ревностный почитатель бога Мутуна; якобы он, Геркулес, основал здесь свой город, древнейший и прекраснейший из всех городов, а Ромул, порождение блуда, со своим латинским сбродом этот город переименовал в честь себя, испоганил и осквернил… Кощунствовал, нес подобную грязную чушь. Но никто его не останавливал. Антоний ему покровительственно кивал головой.

Слава богам, они это жуткое шествие устроили не в Риме, а в одной из окрестных его деревень!..

Через четыре дня справлялись Фералии. И тут опять возмутительное безобразие. Всем известно, что праздник этот посвящен нашим «милым покойникам», манам и ларам, что в эти дни не только гасятся очаги, не воскуряется фимиам, закрываются храмы, но запрещается всякое соитие и особенно свадьбы.

Так что делают Юл с Юлией? Находят среди артисток какую-то юную девственницу — артистки ведь тоже разные бывают, не все из них шлюхи, — подыскивают ей жениха среди «разноцветных» адептов и именно на Фералии, в первый их день, устраивают свадьбу! Юл Антоний — первый друг жениха. А Юлия, дочь Августа, — пронуба. Юлия готовит для невесты брачное ложе, дает ей все необходимые указания, которые положено давать по обряду. Невесту несут в спальню. Жених снимает с нее пояс. Оба они горячо молятся Мутуну. И тут вперед выступает Антоний и объявляет, что по древнему обычаю «целомудрие первым познаёт бог», и он, Юл, первый друг жениха, должен сыграть его роль и дефлорировать невесту… И вот, на глазах у жениха, его дружек, Юлии-пронубы, невестиных двух подружек, Юл принимается за невесту… Мало того, совершив дефлорацию, предлагает трем остальным жениховым дружкам повторить его действия, объясняя, что чем больше мужчин подготовят невесту к таинству зачатия, тем благосклоннее будет великий Мутун к новобрачным и, как следствие этого, тем любвеобильнее станет муж и тем плодовитее — жена…

А после — пир. И только закуски и никакого вина. А Сципион объясняет: на древних пирах никогда не пили, ибо пьянство вредит зачатию; любовь сама по себе должна опьянять, и, если кто-то желает ей опьяниться, можно тут же начать во славу Мутуна и исконных римских богов. И три сексуарки — ты помнишь, кто это такие? — просят их осчастливить и опьянить. На их просьбу радостно откликаются два Гракховых щеголя и один Пульхров всадник. Юл и Юлия председательствуют на пиршестве. Юл, глядя на опьяняющихся, покровительственно кивает головой. А Юлия награждает их своей улыбкой: ласковой, тихой, невидящей…