Великий магистр (СИ)

Но ненадолго: появились эти два отморозка. Не хищники — люди. Они шли за тобой, а я перелетала с крыши на крышу, не отставая и не сводя с них глаз. И когда они потащили тебя в укромное место, чтобы там изнасиловать, я вмешалась.

Первый вышел на меня с ножом. Что мне был его нож? Не страшнее иголки. Один удар — и его рука была пуста. Мои челюсти сомкнулись на его горле, рывок — и я выплюнула его гортань. Мой фирменный укус, который ты взяла на вооружение, когда сама стала хищницей. Со вторым я поступила так же.

Ты сидела на мартовском льду, глядя на меня. Это была наша первая встреча глаза в глаза, после того как ты толкнула меня на тот железный прут… Нет, я не винила и не виню тебя, хотя эта боль так и не прошла, поселившись в моей груди навсегда. Её нельзя было снять никакими обезболивающими средствами, зато она всегда реагировала на твоё приближение. Если заболело сильнее — значит, ты где-то рядом.

А потом я бродила под снегопадом по улицам. В груди ныло, я курила сигарету за сигаретой.

— Здравствуй, — услышала я.

Это был Оскар — в пальто с роскошным меховым воротником, с двумя букетами тюльпанов. Корку весеннего льда вновь запорашивало снегом, люди поскальзывались и падали. Я сама пару раз поскользнулась на своих любимых высоких каблуках.

— Это будет сегодня, — сказал Оскар. — Не хочешь побыть рядом?

В горле сухо царапало. Я попыталась сглотнуть, но не получилось — не было слюны.

— Нет…

Оскар взял оба букета в одну руку, а освободившейся мягко взял меня под локоть.

— Она думает о тебе. И винит себя в том, что причинила тебе боль. Думаю, вам пора поговорить.

Я отрицательно качнула головой.

— Я её ни в чём не виню. Пусть не переживает.

Оскар был, как всегда, элегантен. Снежинки усыпали роскошный мех его воротника и аккуратно уложенные блестящие волосы. Я спросила:

— А цветы кому?

Он улыбнулся:

— Дамам. Сегодня ведь Восьмое марта.

Я пожала плечами.

— Да? Я как-то в праздниках не разбираюсь.

Мы пошли по улице под снегопадом. Оскар вручил мне один букет, и я вертела его, не зная, куда деть. Он мешал мне в руках.

— Приходи, пожалуйста. Сегодня великий день — наследница придёт в мир хищников. Побудь с нами. И её заодно поддержишь. Ей будет тяжело, ты сама знаешь…

Я кивнула. О да… Тебе предстояло помучиться, «рождаясь». Вспомнился твой взгляд, когда ты сидела на льду, дрожа, рядом с двумя убитыми мной насильниками. Молний тогда в нём не было — какое уж там… Просто испуганная девчонка, пьяная к тому же. Прийти, быть рядом с тобой в этот трудный и ответственный момент?

— Приходи, — мягко уговаривал Оскар.

Я неуверенно кивнула.

— Хорошо…

— Ну, вот и славно, — улыбнулся Оскар. — Значит, увидимся?

Я кивнула ещё раз, и он погладил меня по руке.

— Ну, мне пора.

Он собрался уходить, а букет оставался у меня.

— А цветы? — Я протянула ему тюльпаны обратно.

Оскар засмеялся, сверкнув белыми зубами.

— Это тебе. А второй из дам я ещё один куплю.

И я осталась одна под падающим снегом, не зная, куда девать букет.

Нет, у меня не хватило духу прийти к тебе. Не смогла, хоть и пообещала Оскару. Вместо этого я сидела на крыше соседнего дома, глядя на уютный свет в окнах квартиры, где ты сейчас проходила все стадии превращения, и прислушиваясь к ноющей пульсации в груди. Не знаю, может быть, ты ждала меня? Если да, то я, конечно, поступила малодушно, не придя, а если нет… Ну, тогда и чёрт с ним.

«Спи, малышка, баю-бай,

Поскорее засыпай…»

* * *

Октавиан боялся Авроры, я увидела это в его глазах, когда она вошла в тронный зал, чтобы пройти обряд посвящения в члены Ордена. Я стояла вместе с прочими младшими магистрами, облачённая в это дурацкое церемониальное железо, и мне было хорошо видно его лицо. Аврора вошла, осматриваясь вокруг чистыми и наивными глазами, как у несмышлёного дитяти, но уже тогда в них были эти молнии. Оскар пока не посвятил её в тайну цвета её крыльев, руководствуясь, видимо, фразой «от многих знаний многие печали», но это не делало её более желанной гостьей на этом собрании. Вроде бы радостное событие — обретена наследница Леледы, но это не радовало старших магистров, а скорее нервировало. Это нарушало их спокойствие и угрожало привычному укладу жизни, вносило чувство неуверенности в будущем. Матёрые кровососы привыкли к положению дел, сложившемуся при доживающей свои последние годы дряхлой маразматичке Оттилии Персиваль, а молодая белокрылая хищница несла с собой неопределённость. Что-то будет, если она станет Великой Госпожой? Не сгонит ли она их с насиженных мест, не ущемит ли их интересы и не заставит ли умерить слишком разросшиеся в последнее время аппетиты? Не придёт ли конец их привольной жизни? Не вздумает ли она, чего доброго, вводить какие-нибудь реформы?.. Вот о чём думали Ганимед, Канут и Октавиан, облачённые в тяжёлые церемониальные доспехи, глядя на приветствующую их «безымянную».

Октавиан, Ганимед и Канут пока лишь опасались, и только Оскар ЗНАЛ, что так будет. Он стоял рядом с ними и в то же время был им чужой.