Великий Мао. «Гений и злодейство»

Сталин, напротив, не улыбался. Для него была важна суть дела. Он стал ставить целенаправленные дополнительные вопросы. Мао Цзэдун не стал прямо отвечать на них, но был, очевидно, вынужден пояснить, что он имеет в виду вызвать в Москву Чжоу Эньлая. Это позволило Сталину обострить ситуацию в ходе беседы. Он со всей решительностью подчеркнул, что желает иметь дело с Мао Цзэдуном, а не с его посредником: «Если уж мы не можем определить, что будем делать, то какой смысл приглашать Чжоу Эньлая?»

Однако Мао Цзэдун уклонился от дальнейшего разъяснения своей позиции.[277]

За этим обменом репликами скрывались глубокие и важные для каждого из собеседников расчеты и размышления.

Сталин полагал, что результатом визита Мао Цзэдуна в Москву должно было стать подписание договора, соответствующего документа, под которым, с точки зрения Сталина, должны были бы стоять подписи Сталина и Мао Цзэдуна. Такой документ, согласно расчетам Сталина, должен был явиться результатом договоренности персонально двух высших руководителей, то есть лично Сталина и Мао Цзэдуна. Сталин перед началом переговоров с Мао Цзэдуном был намерен получить подпись Мао Цзэдуна на документе, который прочно связал бы обе нации на длительное время. Собственно говоря, Сталин желал получить вместо договора с Чан Кайши договор с Мао Цзэдуном, или, иными словами, Сталин считал важнейшей задачей переговоров во время встречи с Мао Цзэдуном в Москве в 1949 г. подготовку и подписание документа, который позволил бы обеим нациям в течение длительного времени (нескольких десятилетий) не опасаться за свои тылы в сложной для каждой из них обстановке на мировой арене. Соображения Сталина в этом плане отвечали национальным интересам обеих наций в то время.

У Мао Цзэдуна были свои расчеты. Прежде всего он был намерен в максимально возможной степени сохранить и подчеркнуть свою независимость, самостоятельность, отдельность от Сталина. Все, что давало повод слишком сильно связывать имена Сталина и Мао Цзэдуна, было неприемлемо с его точки зрения. Ведь в Китае, в КПК, он на протяжении многих лет создавал себе образ самого решительного борца за независимость своей страны, своей партии от всех и вся, особенно от Коминтерна, от ВКП(б), от Сталина. Мао Цзэдун не мог допустить того, чтобы всего-навсего один визит в Москву и одна встреча со Сталиным перечеркнули все его многолетние усилия. Он не желал допустить того, чтобы в Китае, в КПК кто бы то ни было имел повод сказать, что Мао Цзэдуну в результате встречи со Сталиным пришлось в Москве пойти на поводу у Сталина, стать вслед за ним в шеренге вождей международного коммунистического движения, да и, более того, просто признать вторичность Китая по отношению к России.

Для Сталина как бы само собой разумеющимся был такой реальный порядок вещей, при котором он сам и его нация были на первом месте, а Мао Цзэдун должен был следовать за ним. В то же время договор, который имел в виду Сталин, по сути дела, был в интересах обеих наций. Сталин вел свою линию таким образом, чтобы вопрос о приоритете, о том, кто за кем следует, как бы и не возникал. Для него вопрос о договоре оказывался более важным в тот момент. Хотя, конечно, Сталин исходил из того, что все договоры имеют значение лишь постольку-поскольку, но все-таки иметь договор в реальной жизни, с точки зрения Сталина, было лучше, чем не иметь его.

Мао Цзэдун хотел опустить вопрос о договоре на более низкий уровень. Для него главное было в том, чтобы всемерно подчеркивать, что не в договоре или другом документе дело, а надо прежде всего заставить Сталина признать принципы равенства и независимости в отношениях между двумя нациями, двумя вождями. У Мао Цзэдуна была своя логика. Она в определенной степени отвечала интересам обеих наций. В ней был, однако, изъян. А именно Мао Цзэдун не желал, даже в сложной для него и его нации обстановке того времени, в глазах внешнего мира оказываться неразрывно связанным с Россией, со Сталиным. В перспективе Мао Цзэдун оставлял, таким образом, возможность для любого поворота в отношениях наших двух наций. Он не исключал и их противостояние.

Сталин же желал по крайней мере на десятилетия исключить подобное развитие событий хотя бы с помощью таких формальных документов, как договор и примыкающие к нему соглашения. В этом была разница в позициях Сталина и Мао Цзэдуна во время их первой встречи в Кремле 16 декабря 1949 г.