Великий Моурави 2

ханжала, направился к выходу вместе с чубукчи Шадимана.

Но Шадиман, все рассчитав, забыл о случайностях, часто расстраивавших

самые продуманные планы.

Распахнув дверь, Керим и чубукчи столкнулись с плотным азнауром,

обвешанным богатым оружием, но в старой чохе.

- Ты что толкаешься, позолоченный ишак?! - зарычал азнаур.

- Осмелюсь заметить, ты первый толкнул меня, - вежливо посторонился

Керим.

- Что?! Я толкнул?! Повтори еще, я тебе устрою рай Магомета.

- Батоно, я тороплюсь...

- Торопишься?! Почему знаешь, ишачий сын, может, у меня минуты нет

лишней, а ты меня задерживаешь у дверей.

- Осмелюсь заметить, батоно, ты загородил дверь.

- Я?! Ты что же, воробьиный помет, в неучтивости меня обвиняешь?! Весь

Тбилиси знает, что я первый рыцарь! - рявкнул азнаур, схватив

намеревавшегося пройти Керима за плечо. - Эй, кто еще здесь не знает меня?!

И одновременно с разных концов духана закричали:

- Победа, азнаур Квливидзе!!

- Будь здоров, азнаур Квливидзе!!

- Пожалуйста, дорогой, к нашему вину!

- Почему к вашему? Мы ближе сидим!

Керим побледнел, быстро обернулся, но чубукчи Шадимана нигде не было,

он точно растворился в густом паре.

Керим поспешно шепнул:

- Я от Георгия Саакадзе вести привез.

Квливидзе откинулся, молча посмотрел в глаза Кериму и еще яростнее

зарычал:

- Что?! Теперь шерсть моих овец хочешь купить? А кто тебе продаст? В

этом году новые чохи ткут для моей стражи. О шерсти с моим мсахури

торговаться будешь, а мой долг научить тебя азнаурской вежливости: пять тунг

вина выпьешь. Что? Мусульманину нельзя?! Тогда семь проглотишь. Магометане

любят семь. Семь и пять всегда двенадцать, по числу ваших святых имамов...

Эй, Пануш, пришли двенадцать тунг красного, которое всегда пью.

И под одобрительный хохот Квливидзе поволок Керима в середину духана.

Пануш незаметно кивнул юркому парню. Тот, угодливо изгибаясь, подлетел

к Квливидзе:

- Батоно, здесь места мало, просим в другую комнату, там гуляют все

азнауры.

Квливидзе, не выпуская Керима, как бы насильно поволок его за стойку,

но, очутившись в темной комнате, они скользнули в глубокую нишу и по крутой

лестнице спустились в сводчатый подвальчик.

Обменявшись взглядом с юрким парнем, Пануш самодовольно подумал: "Так

лучше, от царского замка, кроме убытка, ничего не вижу, а от купцов, кроме

пользы, тоже ничего не вижу".

Пануш мысленно похвалил себя за удачное устройство в "Золотом верблюде"

глубокой ниши и сводчатого подвальчика. Такое умное помещение сделало его

"Золотой верблюд" излюбленным духаном купцов, имеющих тайны. А где тайны,

там золото, а где золото, там всегда духанщику весело...

Мягкая ночь расплывалась над заснувшим городом. В домиках, прильнувших

к цитадели, словно орлиные гнезда к утесу, гасли поздние огоньки. В

дремотной тишине плескалась затихшая Кура. Только в узких окнах Метехского

замка желтоватыми бликами мерцали сторожевые светильники.

Из "Золотого верблюда" доносились приглушенные взвизги зурны. Мягкая

ночь располагала к веселью или к доброму сну. Но Шадиман, поглощенный своими

мыслями, уже видел приближение другой ночи. "Мое предположение оказалось

правильным, - подумал озабоченный Шадиман, сняв фальшивую бороду и швырнув

ее через мост, - мог бы не утруждать себя беседой в этом пахучем

"Верблюде"... И чем там только дышат торгаши? Конечно, открыто брать купцов

Ирана и бросать в яму не полезно сейчас... Хотя все эти купцы - лазутчики

шаха и, что еще хуже, - Саакадзе... Пытки Высокой башни развяжут язык этому

Кериму. Можем узнать веселые новости".

Начальник метехской охраны князь Баака Херхеулидзе по старой привычке

обходил замок, проверяя посты.

В полумгле вырисовывались силуэты караульных копьеносцев. Они молча

вскинутыми пиками приветствовали проходившего мимо начальника.

Баака хмурился - ни одного часа спокойного. То персидские купцы в коже

турецких беков, то турецкие беки в коже персидских купцов. То Вардан Мудрый

с наклеенными усами бродит по замку, то Шадиман с наклеенной бородой бродит

по майдану. То князья шумно точат мечи на азнауров, то азнауры тихо точат

шашки на князей. То княгиня Гульшари в темных коридорах поджидает Луарсаба,

то царевич Кайхосро в светлых переходах поджидает княгиню Гульшари.

Баака даже сплюнул; вот проклятое время: то начальник Баака целую ночь

мучает охрану, гоняя по всем углам замка и Тбилиси, то охрана всю ночь

мучает начальника, сообщив собачьи новости. Спит ли в этом замке кто-нибудь

спокойно?! Спит, мутака на моей тахте! Баака злобно посмотрел на луну,

мягким серебром обволакивающую башенки и кипарисы Метехского замка,

посмотрел на качающийся в лунных лучах фонарик и уже намеревался повернуть в

дворцовый сад, как вдруг перед ним, словно из-под земли, вырос Шадиман.

- Гуляешь, дорогой?

- Чтоб черт так гулял! - раздраженно ответил всегда спокойный Баака.

- Кто сегодня так сильно тебя огорчил?

- Ты лучше спроси, кто когда-нибудь меня радовал?

- Как, а разве наш светлый царь Луарсаб не веселит твои глаза?