Великий Моурави 5

серых с краснотою глаз. Чем ближе он приближался ко дворцу Эристави Арагвских,

тем больше им овладевало сомнение:

правильно ли он поступил, повелев сорока всадникам из телавской охраны следовать

с саблями наголо впереди себя, а

сорока другим телохранителям замыкать царский поезд? Не слишком ли откровенно

проявил он присущую ему

подозрительность? Но ведь он все еще не полностью признанный царь и не станет

им, пока жив Саакадзе. Ведь с Ностевцем

заодно Мухран-батони, Ксанские Эристави... А сколько еще скрытых приверженцев...

Зураб предвидел, в каком настроении прибудет царь, поэтому обставил его

въезд с восточной пышностью. По обе

стороны каменистой дороги выстроились знаменосцы, вздымая знамена не только

Картли и Кахети, но даже отуреченной,

давно не принадлежащей Картлийскому царству Месхети и далекой Сванети. Этим

Зураб льстиво напоминал, что южные и

северные рубежи древней Грузии и ныне принадлежат Багратиони. Арагвинские

лучники трижды вскинули самострелы, в

клубящиеся туманы взвились стрелы с ярко-красными и оранжевыми перьями;

княжеские копьеносцы трижды потрясли

копьями, вскидывая разноцветные значки своих владетелей; пращники трижды

перезарядили пращи - выше грабов и дубов

взлетели круглые камни и, как град, застучали о выставленные щиты.

Перед входом во дворец Зураб сошел со своего берберийца и благоговейно

преклонил колено. Другие князья

последовали примеру арагвского владетеля, и царь, совсем повеселев, милостиво

вскинул руку, точно собирался

одновременно и благословить верных слуг короны и осыпать золотыми монетами.

Дымчатые туманы, заполнив высоты, все больше сгущались в косматые тучи,

нависая над долиной Арагви. Но

душа Теймураза с каждым мгновением освобождалась от тумана недоверия, и солнце

нераздельной власти уже освещало

ему путь к Базалети.

В первом зале дворца царь был встречен высшим духовенством. Епископ,

облаченный в новый саккос с

серебряными цветами, совершил литургию. Князья во главе с Зурабом единодушно

возносили молитвы, испрашивая у

творца победу мечу царя, точно забыв о том, что сами нарушают обычай, который

всегда так ревностно охраняли. На что не

решатся князья ради победы над Саакадзе!

Обычно сутулящийся Теймураз выпрямился и оттого стал еще шире в плечах.

Довольный, он проводил длинными

пальцами с выкрашенными шафраном ногтями по тщательно подстриженной черной

бороде, мысленно удивляясь Нестан-

Дареджан, переставшей признавать преданного ей Зураба. "Надо будет посвятить

маджаму своенравным красавицам".

Отгоняя несвоевременные мысли, Теймураз опустился на высокое сиденье, обитое

алым бархатом, оперся на мутаку и

обменялся со смиренно стоящим Зурабом красноречивым взглядом.

И, как бы в награду, что незримой нитью скрепит их союз, Зураб, помня о

значении присутствия царя на поле

битвы, где сражаться предстоит грузинам с грузинами, от имени собравшихся князей

клятвенно заверил царя в их

неуклонном решении не опускать клинков, пока не будет обезврежен Ностевец,

двадцать два года раздувавший пламя

непокорности.

Теймуразу послышалась искренность в голосе владетеля Арагви, и он

растроганно ему кивнул, мысленно обещая

начертать маджаму о дружбе светло-фисташкового коня и черного медведя.

Владетели теснились около возвышения и старались перекричать друг

друга:

- Окажи, царь, честь! Прими под свое знамя!

- Веди к славе и победе! Смерть "барсу", потрясателю основ!

- Ваша царю Теймуразу!

Теймураз величаво выпрямился:

- Мы благодарны вам, доблестные князья! Вы из справедливости возжелали

пролить кровь. Изменник Георгий

Саакадзе вознамерился поднять меч на царя, ниспосланного богом, в троице

почитаемом, осмелился покуситься на наш

священный удел. Князь Зураб Эристави, владетель Арагви, бескорыстным служением

нам, данным богом царю Теймуразу,

выказал благородный пример и указал вам путь беззаветного служения

"богоравному". Мы же возжелали проявить

милость к верным витязям трона Багратиони и принять попечение об охране владений

ваших. Меч наш не вложим в

ножны, пока не восторжествуем над тьмою, ниспосланной адом.

Зураб, стоя на ступеньке возвышения, умиленно взирал на сладкоречивого

царя. Мераб и Тамаз Магаладзе

благоговейно осенили себя крестным знамением, предвкушая согласие царя наградить

их за преданность владением,

сопредельным Носте, славящимся тутовой рощей и речкой, изобилующей форелью.

Квели Церетели, вспомнив о разорении

своего замка, в приливе восторга облобызался с князем Качибадзе, присвоившим у

него два виноградника и мельницу.

Мачабели, забыв о похищении у него Эдишем Вачнадзе красноволосой, которую сам

метил себе в наложницы, сжимал

соперника в объятиях. Потрясения двух десятилетий казались сейчас владетелям

Картли и Кахети страшным сном, и они

возликовали: то, чего не смог достигнуть слишком изворотливый Шадиман

Бараташвили, стало возможным благодаря

несгибающейся воле Зураба Эристави.

Царь расчувствовался: как не походила предельная почтительность князей

на своеволие Саакадзе. Перед ним

запрыгали огненные слова, выстраиваясь, будто лучники, в стройную колонну:

Если витязь благородный

Меч отдаст, царю угодный,

Станет в битве всенародной,

Как Ахилл, рукой не слаб!