Великий Моурави 6

Неожиданно дверь распахнулась, вбежал палач, не то хохоча, не то плача:

- Ла илла иль алла! Пусть небо вознаградит тебя, улан! Не успела

женщина приложить амулет к сердцу моей жены,

как она, радостно вскрикнув, родила сына, прекрасного, как луна в четырнадцатый

день своего рождения. О улан, проси чего

хочешь! Возьми со стены, что тебе нравится! Хочешь, дам кисахчэ? Или этот

богатый сапог, а хочешь...

Невесть откуда взявшийся, по сапогу полз блестящий зеленый жучок. Палач

осторожно снял его двумя пальцами и

выбросил за окно.

- Нет, нет, я только хочу, чтобы ты оказал мне помощь, - чуть не

задыхаясь, проговорил Ибрагим.

- Тогда я в твою честь назову моего сына твоим именем.

Ибрагим схватился за грудь, словно она была обнажена и подставлена под

удар марокканского кинжала. Он даже

почувствовал боль - такую нестерпимую, что глаза его полезли из орбит.

- Почему, улан, стонешь? Или я не угодил тебе?

Ибрагим захрипел, но... заставил себя улыбнуться:

- Ага Мамед, я стонал, ибо боюсь, что ты не сдержишь своего слова и

изберешь имя более знатного правоверного, а

я, эйвах, буду осмеян.

- Клянусь - нет, ибо жена прочла первую молитву за сына, а вторую за

тебя. Ты помог ей, и мы будем всегда,

называя сына, вспоминать тебя. Без страха открой свое имя.

- Зовут меня Хозрев.

- Во имя аллаха! Это имя верховного везира, мужа сестры султана, сияния

небес.

- Вознеси лишнюю молитву. Тебе вдвойне повезло - половина Стамбула

позавидует мне, что помог верховному

везиру носить его почетное имя, а тебе станет завидовать целый Токат. Даже

можешь не упоминать меня. Пусть считают,

что сам ты получил в награду за твои дела позволение пророка так назвать сына.

- О улан Хозрев, не проси невозможного, и я помогу тебе.

- Во имя пророка, судьба гурджи-"барсов" уже предрешена?!

- Клянусь, да.

Ибрагим вздрогнул, словно от удара секиры по плахе, и стал просить то

одно, то другое.

Палач то хмурился, то ласково глядел на Ибрагима и отрицательно качал

головой. Потом он прислушался, и

блаженство отразилось на его грубом лице. Он обещал поразмыслить и просил

Ибрагима прийти завтра в полдень.

Словно пьяный, пошатываясь, Ибрагим вышел из дома палача. Он глотал

свежий воздух так, будто с шеи его

соскользнул шнурок из змеиной кожи и он почувствовал себя вырвавшимся из объятий

смерти.

Никогда раньше Ибрагим не предполагал, что холодная темнота осенней

ночи в Анатолии может показаться

прекраснее теплого света голубой весны на Босфоре. Жилище позора осталось

позади. Но его незримые мерзкие нити

словно тянулись за потрясенным Ибрагимом и связывались в сеть, которая так

жестоко опутывает души и сердца.

Палач презирал нарушителей данного ими слова. Сам он поспешил выполнить

то, что в приливе восторга обещал

Ибрагиму.

Веселый и возбужденный, вбежал он в сырой подвал, словно сбросил с плеч

десяток лет и знал, что все казни,

проведенные им за этот срок на помосте, вновь повторятся.

При виде палача никто не шелохнулся. Ностевцы сидели неподвижно, будто

не только со скованными руками, но и

со скованной душой.

Палач в раздумье почесал бритый, отливавший синевой затылок, кривым

пальцем пересчитал пленников и лишь

покосился на юного Бежана, прильнувшего к отцу.

- Большой князь, - начал, захлебываясь, палач, остановившись перед

Саакадзе, - аллах послал в мой дом богатый

дар.

Вслушиваясь в подробный рассказ палача, Папуна дивился причудам жизни,

любящей и в капле болотной воды

отразить солнце и на диком утесе вырастить юное деревце.

- Святой Осман свидетель, - продолжал палач, - много ценного в награду

за легкую руку предложил я Хозреву...

- Постой! Какому Хозреву?!

- Видит аллах, не Хозреву-везиру, а тому, кто принес амулет. Много о

вас говорил...

- Хозрев? Так зовут? Не ошибся, дух тьмы?! - вопросительно вскинул на

палача глаза Ростом.

- Хозрев... - палач подозрительно косился на пленников. - Я думал, он

друг вам, вот халву вам прислал и многое

для вас просил... Я обещал...

- Халву?! О, конечно друг! Молодой такой, красивый? Не думали, что

здесь он. Жаль, не успели купить у него

амулеты, может, судьба проявила б к нам большую благосклонность, - на одном

дыхании проговорил Дато.

- Я успел, потому жена сына родила...

- Так что ты обещал нашему другу? - сухо спросил Георгий.

- Обещал передать, - палач понизил голос, - что Келиль-паша отправился

в Стамбул за ферманом султана для вас.

- Так вот почему доблестный везир заставляет тебя ждать нас!

- Эйвах, я не тороплюсь. Еще передал мой улан Хозрев, что толстый

Ваххаб-паша не был у тебя на пиру, ибо везир

повелел до утра не открывать ворота. Узнав, что Келиль-паша покинул Токат,

добрый Ваххаб умолял везира не допускать

меня с секирой на помост, пока не станет известна воля падишаха, хранителя

правосудия Абубекра.

- Улан Хозрев опасался быть с тобой откровенным?

- Видит аллах, нет, ибо я своего сына назвал его именем. Это моя

награда ему за целебный амулет. А я думал, он

большой друг вам... прислал целую окку халвы...

"Барсы" обменялись выразительными взглядами. Они все поняли.

- Значит, верховный везир еще не решается на подлость?

- Большой князь, как перед аллахом, скажу, решается. Хозрев-везир