– Я такое думаю, светлый князь, – невозмутимо продолжал Вардан, – если немного марчили вручить азнауру, – жаловался – нуждается, а царь давно ничего не дает… Заверну в шелковый платок твое послание, приложу пять звонких и пообещаю: если в руки царю передаст, еще десять доплачу.
– А как проверишь? У венценосца осведомишься?
– Почему так? На образе азнаур за монеты поклянется. И ломать крест не станет; серная вода уместна в бане, а не в день страшного суда.
– Возьми двадцать марчили, зачем тебе тратиться? А если по действиям Теймураза увижу, что мое послание он получил, тебя вознагражу за находчивость и азнаура за верность кресту. Дело, Вардан, общее – видишь, какое время настало?
Предчувствием новых катастроф была охвачена вся Картли. Таинственное исчезновение Тэкле породило слухи, то нелепые, то граничащие с истиной, в равной степени взбудоражившие замки и лачуги, дома и хижины. Все стало казаться зыбким, невесомым, созданным игрой воображения. Одних картлийцев невольно охватил испуг, переходящий в ужас, другие пьянели от торжества, порожденного злорадством. Собирались толпы, гудели, до исступления спорили.
– Тише! Не кричите, люди! Пусть думают, царица Тэкле исчезла!
– Пусть князья трясутся на своих мягких ложах!
– Кто сказал, царица растворилась в облаках? Не святая! Где-то укрыли! Что-то замышляют!
– Не иначе как Трифилий руку приложил.
– Непременно так. Искать надо в монастыре святой Нины. Там все женские горести.
– Хо-хо, ищи форель в кизиловнике! Нет, здесь игра Мухран-батони.
– И Ксанских Эристави не следует забывать.
– Теперь ждите Саакадзе. Воздвигайте выше стены.
– Не поможет. Багдад брал.
– Слава пресвятой деве, скоро наш Моурави прибудет!
– Кто мог думать! Церковь нарочно делает вид, что непричастна!
– Многие Базалети вспомнят.
– Святая метехская богородица, сохрани и покров учини кроткой царице Тэкле.
– О-о, что происходит? Почему неумолчно бьют в колокола?
– Почему молят за упокой царя Луарсаба?
– За здравие царицы Тэкле еще больше.
– О-о, в могилах почернели бронзовые украшения.
– Кто видел? Кто?
– Мествире. Где Зураб Эристави ни проедет, под землей бронза чернеет.
– Не только Зураб, Шадиман тоже.
– Необходима осторожность, не время для съезда князей.
Так и ответили многие князья Зурабу Эристави.
"Хр![68]
Не время, дорогой князь, собираться, надо выждать. Рожденный слепым – слепым и уйдет из мира. Ты же – зрячий! Тебя вновь просим угостить по-арагвски кахетинцев. Разве мы, владетели Верхней, Средней и Нижней Картли, не послали царю Теймуразу дары: монеты, шелк, драгоценные украшения? Считали, на годичный срок поверх совести достаточно, а вельможи телавского двора, эти злые семена, проросшие в почве алчности, через три месяца опять вымогают!"
Некоторые из владетелей более резко требовали решительных мер против посягательств кахетинцев на княжеские сундуки:
«…Мы, уповая на бога, тебя, Зураб, повелитель сапфирной Арагви и держатель знамени Нугзара, главенствующим выбрали. Почему позволяешь кахетинским князьям дань с нас собирать? Что мы, завоеваны ими? При трубных звуках возвещаем: терпеть далее не станем! Начертай царю Теймуразу, что мы поклялись и согласились быть ему подпорой, но не данниками. На том стоим!»
Не дочитав послание, Зураб в сердцах скомкал его и, надев меч, сам поехал к католикосу. Выставив по-горски правую ногу, он глухо просил святейшего увещевать князей. Ведь царь – «богоравный», на что же царство содержать?
Католикос опустил веки, словно предпочитал мрак, и сурово ответил:
– Не царство, а лишь Кахети. Неразумно поступает кахетинское княжество, без устали взывая о помощи. Неразумно, ибо и Картли, удел иверской богородицы, разорена персами. Скольких кормили, яко овец блудных, сколько сами брали, яко волки в ненастье. Не может церковь несправедливость творить.
Зураб заложил ногу за ногу[69]
и по-христиански сложил руки на груди. Он и сам кипел на Кахети, но считал, что еще рано с царем спорить. Необходимо лишь узнать, как поступит церковь, если… если…– Святой отец, а если и на самом деле царица Тэкле спрятана кем-то? Ведь многие с царем Теймуразом не согласны. Могут возвести…
– Без церкови ничего не могут.
– Но царица Тэкле почти святая, семь лет страдала.
– Христос страдал и нам велел.
Сколько Зураб ни допытывался, больше ничего ему не удалось узнать. В иных случаях из камня легче было выжать грушевый сок, чем из католикоса слово.