Великий Моурави. Книги 1-6

– А кто сейчас правит Ираном?

– Мертвый шах Аббас.

И лекарь рассказал подробно обо всем, что произошло в Мазандеране.

Какая-то мысль осенила Саакадзе, лицо его преобразилось; крупно шагая между полотняными стенами шатра, он что-то напряженно обдумывал.

Не желая мешать ему, «барсы» замолчали. Дато стряхнул со лба холодный пот. «Странно, – думал он, – почему в этом году случается столько непредвиденного? Вот Зураб… Ну, его смерть можно понять. Чтоб высоко взлетать, нужны подходящие крылья, а не хвост шакала. Крылья!.. Хосро-мирза сейчас царь Картли… Чтоб согнать, его с трона, надо победить шаха Аббаса, а он ускользнул в ад. Доберемся ли мы до Картли? Не завершается ли последняя страница Книги судеб?»

– Что с тобою, Дато? Почему стонешь?

– Шаха жалко, Георгий… Хотя бы еще год прожил.

Саакадзе шепнул «барсам» по-грузински:

– После хекима – военный разговор и в путь! – и вновь опустился на бурку.

– Так ты говоришь, на престол Ирана взойдет Сэм-мирза?

– Мохаммед свидетель, это истина.

– Жестокий рок довлеет над Тинатин-Лелу! Как теперь надо бояться ей за маленького Сефи-мирзу.

– Видит пророк, уже не надо.

– О Юсуф, ты хочешь сказать, что…

– Ага Дато, зачем аллах не уничтожит шайтана, нашептывающего только плохое? Сэм-мирза еще не открыл миру, что он шах, а уже ослепил Сефи-мирзу. Говорит, давно глаза брата аллаху обещал.

«Барсы» невольно схватились за рукоятки клинков. Димитрий в сердцах выругался. Юсуф, взглянув на помрачневшего Саакадзе, продолжал:

– Потом велел отправить ослепленного в крепость Алимут, что в трех днях пути от Казвина. Там многие годы страдали старшие сыновья шаха Аббаса, рожденные от хасег, Ходабенде и Имам-Кули.

– Их облепил шах Аббас?

– Видит аллах, он, ага Элизбар. Все дела в руках аллаха. Пожалел милосердный и маленького Сефи, хоть и слепого, – отбили неизвестные в капюшонах католических монахов.

Они напали на караван палачей.

– А кто спас маленького Сефи? Наверное, слух есть?

– Ты угадал, ага Ростом. Царственная Лелу! Много туманов и драгоценностей отдала она. Теперь о Зулейке. Одно злодеяние тянет за собой на поводу другое. Зулейка требовала ослепить Гулузар на один глаз, дабы она другим, уже как рабыня Зулейки, видела бы ее торжество. Сэм-мирза колебался. Лелу укрыла Гулузар у себя. Когда же на слезы и мольбы Зулейки новый шах согласился выдать Гулузар матери, то несчастной не оказалось в Давлет-ханэ. Зулейка обвинила Лелу, будто она уговорила Гулузар оказать неповиновение молодому шаху, самим Аббасом великим возведенному на трон Сефевидов. Нет лекарства от низостей души. Сэм-мирза приказал отдать покои Лелу его матери, Зулейке, как старшей в Давлет-ханэ, а Лелу переселить в розовый домик, где жила Гулузар.

Царственная Лелу так велела сказать шаху: «Хорошо, пусть завтра моя бывшая рабыня Зулейка, которую я воспитала как дочь и выдала в жены своему сыну, прекрасному Сефи-мирзе, займет мои покои».

Ночью Лелу призвала Мусаиба, передала ему остаток драгоценностей, ибо большую часть уже вручила Гулузар, для нее и маленького Сефи, и велела евнуху поклясться на коране, что он, как только похоронит ее, Лелу, исчезнет из Давлет-ханэ, и потому, что Сэм, истязая, казнит его, Мусаиба, облеченного почетом, заподозрив, что он причастен к похищению Сефи; и потому, что одной несчастной Гулузар не воспитать слепого мальчика. Напрасно Мусаиб умолял Лелу скрыться с ним, обещая проводить ее до Тбилиси, Лелу отказалась. Незачем ей туда возвращаться. Луарсаба нет, а Хосро-мирза откроет новую страницу Книги судеб, и ей нет места в этой книге. Потом Лелу позвала меня, как старшего хекима: «Передай шаху! Я, дочь грузинского царя Георгия Десятого, никому не позволю унизить меня! Царицей жила – царицей умру!»

Я передал. Зулейка, она была там, так закричала: «Скорей зови палача, пусть выколет ей оба глаза! Как дерзнула напомнить о своей крови?!» Сэм, беснуясь, ринулся в покои Лелу, за ним Зулейка. Я тоже поспешил за ними, хотя уже полезнее было вспомнить о скоростном верблюде.

Из глаз Мусаибе текли слезы. Голова царственной Лелу, успевшей принять яд, покоилась у него на коленях. «Как смел ты допустить такое?! – закричал Сэм-шах, уже присвоивший имя Сефи. – Умрешь в страшных муках!» Тогда Мусаиб встал и сложил руки на груди: «Твоя воля для всего Ирана священна. Я много видел почета и доверия, и мне после ухода моего повелителя, шаха Аббаса, делать на земле нечего. Но, свидетель аллах, я поклялся, – тут Мусаиб взял в руки коран, – что сам похороню царственную Лелу. Аллах видит, клятва, которую я дал любимой жене „льва Ирана“, должна быть исполнена. И выслушай, молодой шах, верного слугу: без желания аллаха ни один волос не упадет с моей головы».

Тут Сэм-шах передернулся от злобы и покинул обитель печали, а Зулейка метнулась к ларцам Лелу, но Мусаиб не допустил ее: «Завтра успеешь обогатиться!»

– Эрасти! – крикнул Саакадзе. – Передай беку сипахов – через час выступаем! Подготовь к походу и наших коней! Продолжай, хеким Юсуф!