Совет при Диктаторе с глубочайшим прискорбием сообщает, что вчера в 11 часов вечера трагически погиб от руки наемного убийцы Великий Преобразователь Лакуны, гениальный ученый-гигиенист, почетный член Лондонского королевского общества, а также академий наук Франции, Испании, Италии, Голландии, Японии, Монако, Греции, Колумбии, Диорисии, Сарданелы и Мойвы, лауреат премий Гельмгольца, Пастера, Гешонека, Коха, Менделеева, Гвадеамуса и Шамрая, кавалер двадцати девяти орденов Сана высшей степени с двумя золотыми метлами, Вождь и Отец Новой Лакуны, Лей Кандар.
Подлый убийца, подкупленный презренными врагами Лакуны, мечтающими вернуть нашу страну к прежним временам нищеты и бесправия, двумя выстрелами в сердце оборвал доблестную жизнь нашего любимого Вождя и Учителя.
Во время покушения погиб, защищая Диктатора, его верный телохранитель Кош Парваз.
Убийца, некий Сургут, участник Гарзанского восстания, на первом же допросе признался, что действовал по поручению Куна Кандара, злейшего врага Новой Лакуны.
Глава тридцать первая
Обедать к себе домой Сум Гарбек отправился в том состоянии духа, которое принято называть смятением.
Конечно, его не могло не радовать предстоящее награждение орденом Сана с Золотой медалью Кандара – награде сопутствовала весьма солидная пенсия и, соответственно, обеспеченная старость. Однако поведение Гельбиша, не признавшего нового пациента Леем Кандаром, вселяло в Гарбека сильнейшее беспокойство. Он-то слышал их разговор!
Каким образом Диктатор оказался в санлаге, а затем у него в клинике, Гарбек понимать отказывался. Однако он хорошо знал, что в этом безумном мире может произойти все что угодно, и чем фантастичней событие, тем, как ни странно, естественней.
Он понимал: Гельбиш решил избавиться от своего Учителя. А он, Гарбек, вынужден принимать участие в этом грязном деле. Однако подслушанный разговор внушил ему некоторую симпатию к Кандару, и он испытывал совершенно необычное для себя чувство, известное под названием “муки совести”. Вместе с тем он ощущал тягостное сосущее неудобство где-то под ложечкой, что было чисто физическим проявлением самого обыкновенного страха. Чтение исторических сочинений, к которым он прибегал для того, чтобы еще раз убедиться, что мир не сегодня и не вчера сошел с ума, подсказывало ему, что причастность к подобным делам – штука небезопасная.
Гарбек жил в двухэтажном флигеле, где когда-то размещались императорские конюхи. Убежденный холостяк, он жил один, пользуясь услугами бывшей санитарки, сравнительно молодой особы, крепкой широколицей бабенки, в обязанности которой входило приготовление пищи, поддержание чистоты в доме и избавление хозяина от чувства одиночества, посещавшего его по меньшей мере два раза в сутки, особенно по вечерам. Именно в этой услуге он нуждался сейчас, после всего пережитого. Но встретила она его испуганно и, даже не дав себя обнять, скрылась в кухне.
Гарбек был слегка озадачен, но, решив, что выяснит причины ее странного поведения во время обеда, стал подниматься по винтовой лестнице к себе в кабинет.
Здесь Гарбек с изумлением обнаружил незнакомого молодого человека, сидевшего за его письменным столом и погруженного в чтение объемистой рукописи. У окна стоял саквалар с автоматом на плече. При появлении Гарбека молодой человек поднялся, вышел из-за стола и протянул хозяину руку.
– Ален Розовский, – представился он. – Вы Сум Гарбек?
– Да… – Гарбек бросил испуганный взгляд на рукопись, лежавшую на столе.
Эта рукопись хранилась в особом, тщательно скрытом тайнике. Вчера вечером он извлек ее, дабы сделать кое-какие исправления, а утром забыл спрятать. Ален заметил его взгляд и улыбнулся:
– Не волнуйтесь, доктор Гарбек, вам ничто не угрожает. Во всяком случае – пока. Садитесь.
И Гарбек, подчиняясь, сел в высокое кресло, служившее когда-то главному императорскому конюху.