Великий Мусорщик

– Да! Всех! Не предпринимать ничего, пока я не приму решения!

И Диктатор, заложив руки за спину, быстрым шагом направился к своему дому. Парваз едва успел отскочить и уступить ему дорогу.

Глава пятнадцатая

Гельбиш, растерянный и ошеломленный, долго смотрел, как зажигались и гасли огни на дорожках, ведущих к дому Диктатора, пока сам Диктатор не скрылся за поворотом.

Приказ Кандара показался Гельбишу странным и безумным. Отменить тревогу, прекратить поиски значит потерять драгоценное время. Гельбиш пнул ногой камень, выброшенный морем, и направился к себе.

Войдя в кабинет, он подошел к окну. Отсюда хорошо было видно огромное, ярко освещенное, задернутое легкой занавеской окно Диктатора. На занавеске то появлялась, то исчезала его тень.

Гельбиш подошел к столу и снял трубку. Приказ есть приказ.

– Ант Маркут слушает, – произнес знакомый голос.

– Что слышно, Ант? – спросил Гельбиш.

– Ничего нового, господин Министр Порядка. Машина исчезла, будто ее дьявол проглотил!

– Дьявол тут ни при чем, – раздраженно буркнул Гельбиш. – Дай отбой! Всем сакваларам вернуться в казармы!

– Отбой?! – удивился Маркут.

– Я сказал ясно! – рявкнул Гельбиш. – Дать немедленно отбой! – И швырнул трубку.

Не следовало выполнять этот дурацкий приказ, все равно Кандар не узнает, выполнен он или нет… Но ослушаться Учителя Третье Плечо не мог, хотя и не понимал, что кроется за решением Диктатора. Нежелание огласки? Или что-то другое? Но что?

Гельбиш стукнул кулаком по столу. Слишком много событий, ускользающих от его контроля. В довершение всего Диктатор не находит нужным сообщить ему причину своего нелепого решения.

Конечно, утром на докладе все объяснится. Но до утра похитители вместе с диктаторской доченькой будут далеко, и поиск их неимоверно затруднится.

Он встал, прошелся по кабинету, снова подошел к окну. На занавеске у Диктатора маячили две тени. Кандар был не один.

Гельбиш нажал кнопку селектора.

– Командир седьмого карга Раис слушает! – отчеканил голос дежурного.

– Кто прошел в дом Кандара?

– Старая Гуна, господин Министр Порядка, – ответил дежурный.

Гельбиш выключил селектор.

– Чертова старуха, – пробормотал Гельбиш и, подойдя к шведской стенке, сделал несколько упражнений. Потом тяжело опустился в кресло и задумался.

Гуна застала племянника разглядывающим на карте, висевшей на стене, район Гарзана.

– Гуна? – обернулся Кандар.

– Пришла помочь тебе, бедняжка, – сказала старуха.

– Помочь? Ты? Как?

– Рано утром я отвожу белье в стирку.

Свое белье и белье Марии Гуна не отдавала в прачечную резиденции, где работали саквалары. Она была убеждена, что стирка – дело не мужское, поэтому раз в неделю брала пикап и отправлялась к прачке, обслуживавшей ее едва ли не с дореволюционных времен.

Кандар знал об этом, но не понимал, какое отношение к его заботам имеет стирка.

– Ну и что? – спросил он с недоумением.

– А ты не догадываешься? – Гуна достала откуда-то из складок своего платья портсигар, вынула сигарету. Но, встретив осуждающий взгляд Кандара, усмехнулась и сунула сигарету обратно. – Ладно, ладно, не буду, – успокоила она его.

– Кто доставляет тебе контрабандные сигареты? – хмуро спросил Кандар.

– Тебя именно это интересует больше всего? – засмеялась Гуна.

– Зачем ты пришла? – Кандар с трудом сдерживал раздражение.

– Ты же не можешь выбраться отсюда один, бедняжка.

– Не называй меня бедняжкой! – вспылил Кандар.

– А кто же ты? – пожала плечами Гуна. – Ты хуже арестанта. Тот хоть с риском, а может бежать, ему терять нечего. А ты…

– Что я?

– Ты хочешь увидеть Марию? – Кандар не ответил и отвернулся. – Так вот, я вывезу тебя отсюда.

– Как? – обернулся к ней Кандар.

– Спрячу тебя в белье, – подмигнула Гуна.

– Ты что, смеешься надо мной? – возмутился Кандар. Он, Преобразователь Лакуны, Великий Гигиенист, Диктатор, покидает резиденцию, зарывшись в кучу грязного белья!

– А другого выхода у тебя нет, – сказала Гуна. – Белье никто не осматривает, и ты выберешься из резиденции беспрепятственно. В доме у Жужи переоденешься, а дальше отправишься автобусом. Автобус отходит в девять часов. К двум будешь на месте.

Гуна поглядела на племянника, по-видимому очень довольная своей выдумкой.

Кандар брезгливо поморщился:

– Нет, невозможно!

– Подумай, Лей! Я отправляюсь в шесть утра. Подумай! – Она улыбнулась, как улыбаются детям, предлагая им горькое, но необходимое лекарство. – Ты должен проститься с Марией. Ты себе никогда не простишь, если не повидаешь ее.

Гуна величественно кивнула и вышла.

Кандар заходил по комнате. Предложение Гуны, нелепое, дурацкое, постепенно начинало казаться едва ли не единственной возможностью покинуть резиденцию незаметно. Ничего лучшего придумать он не мог. Тем не менее мысль о том, чтобы подвергнуться подобному унижению, вызывала брезгливое возмущение. Не лучше ли все-таки посвятить в это дело Фана? Потребовать, чтобы он не делал глупостей, которые лишат Кандара возможности повидаться с дочерью.