Великий Наполеон

Северное направление было оставлено на двух маршалов – Удино и Макдональда. Ho корпус Удино был отброшен обратно к Полоцку – его не поддержал действующий в Прибалтике корпус маршала Макдональда. А не поддержал он его потому, что маршал – согласно его официальным объяснениям – был занят осадой Риги. А если отложить в сторону объяснения официальные, а принять во внимание объяснения неофициальные, но куда более реальные, – он не доверял своим войскам. Его корпус на две трети состоял из подчиненных ему пруссаков, которым он не верил, а на треть – из смеси немецких контингентов, в смысле лояльности тоже довольно шатких, и поляков, которые были верны, но неопытны и немногочисленны.

У его оппонента, Витгенштейна, тоже были проблемы с его войском – ему придали большое число ополченцев, так называемых «ратников». Тут опять есть смысл поговорить о «многослойном» тексте Е.В. Тарле. Вот что он пишет об этом ополчении, опираясь на записки Толя, служившего у Витгенштейна:

«…Ополченцы нисколько не уступали регулярным войскам в храбрости, упорстве, ненависти к врагу. Вот характерный случай. Витгенштейн приказывает пехоте отступить. И вот что произошло, по словам очевидца: «Регулярные войска тотчас же повиновались, но ополчение никак не хотело на то согласиться. «Нас привели сюда драться, – говорили ратники, – а не для того, чтоб отступать!» Сие приказание было повторено вторым и даже третьим адъютантом, но ополчение не хотело и слышать этого. Храбрые ратники, незнакомые еще с воинской подчиненностью, горели только желанием поразить нечестивого врага, пришедшего разорять любезную их родину».

Дело дошло до того, что сам командующий северным фронтом Витгенштейн должен был примчаться уговаривать ополченцев. Не стрелять же было в них? Обратимся снова к рассказу очевидца: «Наконец, приезжает и сам генерал. «Ребята, – говорит он, – не одним вам драться с неприятелем! Вчера мы его гнали, а сегодня моя очередь отступить. Позади вас поставлены пушки; если вы не отойдете, то нельзя будет стрелять». «Изволь, батюшка, – отвечали они, – что нам заслонять пушки, а от неприятеля не отступим!»

Ну, как сказано у Е.В. Тарле, «…Витгенштейн их все-таки уломал…», и они отошли. А уж после артиллерийского огня, по словам Толя, двинули и ополчение на французов:

«…Ратники подобно разъяренным львам бросились на неприятелей и не замедлили нанести им знатную потерю…»

Таким образом, в слое текста «номер 1» говорится о том, какими замечательными воинами оказались ополченцы, что хорошо согласуется с указаниями свыше о необходимости отображать «…высокий патриотический дух…».

С другой стороны, в слое текста «номер 2» читатель может и сам, без подсказки, сообразить, что должен был чувствовать командующий, чьи приказы не исполняются «ратниками» даже после троекратного повторения.

Прибавим к этому, что строя они не знали, оружия у них было мало, пользоваться им они не умели, поэтому им давали в руки пики – «безопасные и безвредные», как пишет фон Толь. Какую «…знатную потерю неприятелю…» ополченцы сумели причинить, можно догадаться.

Но, в конце концов, рапорты по начальству пишут не в целях выяснения истины…

IX

То, что потом войдет в историю как сражение при Бородино, должно было состояться не под Бородино, а под Смоленском, примерно 15 или 16 августа 1812 года – и непременно состоялось бы, если б не Барклай де Толли.