Великий Наполеон

На хозяина было совершено покушение.

II

Констан считал, что жизнь Первому Консулу в тот памятный канун Рождества 1800 года спасла его дурная привычка – приказывать кучеру рвать карету с места сразу галопом. Это было плохо для упряжи и еще хуже для лошадей. Все конюшие Наполеона Бонапарта доказывали ему с кавалерийским уставом в руках, что так делать нельзя, надо сначала двинуться шагом, постепенно перейти на рысь и уж потом, когда кони разогреются, лететь вперед, но он никого не слушал и продолжал делать по-своему. Более квалифицированные люди – например, занимавшийся расследованием покушения префект полиции Парижа – полагали, что скорость скоростью, а на самом деле решающую роль в спасении Первого Консула сыграли два фактора: его легендарная удача и то, что ехал он именно в Оперу. Дело было в том, что взрыв случился тогда, когда его карета миновала телегу, нагруженную двумя бочками с порохом. Взрыв был огромный, и если бы карета продолжала движение по той же улице, на которой стояла телега, то ей совершенно точно не поздоровилось бы. Но кучер правил в Оперу – и, миновав мешавшую ему телегу, он сразу свернул за угол. Вот угол-то и помог – он прикрыл карету от ударной волны, и Первый Консул и три его адъютанта, Ланн, Бессьер и Лористон, оказались невредимы.

A вот кому дурная привычка и правда спасла жизнь, так это мадам Жозефине – ее карета должна была следовать прямо за каретой хозяина, но она в последнюю минуту решила что-то изменить в своем туалете и немного задержалась. Не случись этого – и она, и ее дочь, мадмуазель Гортензия, несомненно, были бы убиты.

Первый Консул вошел в Оперу совершенно спокойным, так, как если бы ничего не произошло. Его наградили аплодисментами – и потом наградили ими еще раз, когда в театре стало известно, что произошло. Оба раза он поклонился публике – но вел себя так, как будто ничего, кроме музыки Гайдна, его не интересовало.

И уж только вернувшись домой, он дал волю своему гневу. Досталось и министру полиции Фуше, и префекту Дюбуа, но гневаться на них не имело смысла: расследование уже началось. Свидетелей опрашивали, их показания тщательно сличались, и выяснено было следующее: какие-то неизвестные люди (их было трое) поставили свою сильно нагруженную телегу так, чтобы кучер проносящейся мимо них кареты Первого Консула был вынужден придержать лошадей, после чего разделились. Один из них отошел к воротам резиденции Бонапарта, по-видимому, чтобы вовремя дать сигнал. Второй подозвал девочку лет 12–13, дал ей монетку и попросил подержать лошадь под уздцы, а сам отошел к задней части телеги. Услышав сигнальный свист своего товарища, он поджег фитилек – и скорым шагом ушел в сторону и за угол. Взрыв разнес в клочья и лошадь, и девочку, убил пару дюжин посетителей кафе «Аполлон», сидевших за своими столиками, и поранил еще человек 60–70. Расспросить тех, кто видел заговорщиков вблизи, префект парижской полиции уже, конечно, не мог – от них ничего не осталось.

Тогда он взялся за лошадь.

III

Совершенно понятно, что лошадь он не мог бы расспросить и при самых лучших обстоятельствах, а уж от лошади, разорванной в клочья, вроде бы добиться толку было и вовсе затруднительно – но месье Дюбуа так не думал. Он велел собрать все, что от нее осталось, и вызвал двух лучших ветеринаров Парижа. В итоге довольно скоро он получил детальное описание того, чем лошадь была при жизни: ее масть, примерный возраст, рабочее состояние и прочее. Лошадей в Париже, конечно, много, но у него была и дополнительная информация – удалось найти одно копыто убитой лошади, а на копыте была подкова.

Походив по каретным дворам и прочим местам, где ковали лошадей, его агенты сумели найти и кузнеца – и тот припомнил хозяина лошадки. Его звали Ламбель. Его, понятное дело, живо нашли и показали ему и останки лошади, и то, что осталось от телеги. Мэтр Ламбель не колебался ни секунды – он опознал и свою бывшую скотинку, и телегу и сказал полиции, что продал и лошадь и телегу двум гражданам за 200 франков, и даже получил от них 6 франков сверху на то, чтобы обмыть дельце, что он вместе с ними и сделал. Выпивка же состоялась 20 декабря 1800 года, так что было маловероятно, что они успели свою покупку перепродать.

Теперь у Дюбуа появились приметы подозреваемых. Все это было проделано к 26 декабря. Вскоре выяснилось, что описанию внешности отвечает по крайней мере один человек, фамилии которого никто из опрошенных не знал, но кто-то слышал, что его прозвище Малыш Франсуа. Оказалось, что на улице Сен-Мартен на 7-м этаже живет некая женщина по имени мадам Карбон, что у нее есть брат, называемый Малыш Франсуа, и что у него есть особая примета, числящаяся и в описании внешности одного из подозреваемых, – большой шрам над левой бровью. Попутно выяснилось, что человек с таким же шрамом попросил огоньку для своей трубки у одного из солдат Консульской Гвардии, стоявших у резиденции Первого Консула, – и солдат его запомнил.