Великий Наполеон

«Я не понимаю, чего эти господа от меня хотят, – но они безумны, если воображают, что я сделаюсь их орудием».

Говорил он это послу Австрии, графу Клементу фон Меттерниху, который слушал его очень и очень внимательно.

VII

Клемент фон Меттерних родился в Кобленце – его отец был имперским графом. Аристократ, конечно, но не из самой верхушки – имелось примерно 400 других семейств, украшенных подобным отличием, и добрая сотня – имевших ранг повыше – князей, электоров, герцогов и так далее. Учился в Страсбурге, в университете, но грянувшая во Франции революция сделала жизнь в Рейнланде очень уж ненадежной. Он пошел на службу в австрийскую администрацию, в Нидерландах, потом переехал в Вену. А в сентябре 1795 года женился на графине Элеоноре фон Кауниц, внучке знаменитого австрийского государственного деятеля, князя Кауница.

Ее семья была не в восторге – по их меркам, Клемент фон Меттерних был и недостаточно знатен, и, уж конечно, недостаточно богат. Но графиня Элеонора не желала слушать никаких доводов. Она не хотела слышать о своем возлюбленном ни единого плохого слова и говорила, что «…не понимает, как вообще какая-нибудь женщина может перед ним устоять...».

Может быть, ее следовало бы обвинить в нелогичности. B конце концов, она свой личный и непосредственный опыт распространяла очень уж широко – на всю лучшую половину рода человеческого. Но надо признать – в словах ее было немало истины. Нравы того времени давали светским людям немалую свободу. Истинный джентльмен просто обязан был быть донжуаном – и молодой Меттерних полностью оправдал мнение своей супруги о его неотразимости – он кружил головы первым красавицам Европы. Впрочем, любые его достижения на этой почве были под стать барьерам, которые он брал на служебном поприще.

Слегка «подсаженный в седло» благодаря своим новым семейным связям, молодой дипломат начал делать поистине феерическую карьеру: в возрасте 28 лет он стал послом Австрии в Саксонии, в 30 – в Берлине, в 33 – в Париже. Ясное дело – такую карьеру мог делать только человек с чрезвычайными дарованиями.

И в столице Франции он тоже не потерялся. Как сообщают современники, «…новый австрийский посол почти немедленно по прибытии в Париж очень привязался к г-же Мюрат…».

А г-жа Мюрат в девичестве звалась Каролиной Бонапарт и на мужа своего смотрела уже, так сказать, трезвым взором, полагая, что «…достоинства его в основном на витрине…» – маршал был храбр, но неумен. Она управляла супругом вполне уверенно, не отказывая себе и в небольших удовольствиях на стороне. И что касается Клемента фон Меттерниха, то не только он «…привязался к ней…», но и она нашла его человеком в высшей степени приятным и вела с ним долгие и откровенные беседы. В Париже ходили сплетни и по поводу того, что сестра г-жи Мюрат, прекрасная Полина, тоже была более чем благосклонна к австрийскому дипломату, но слухам этим можно верить только с долей сомнения, потому что прекрасная Полина была благосклонна к многим молодым людям, в основном военным, и вряд ли у нее хватило бы времени еще и на дипломатический корпус.

Вот что куда более важно – так это то, что Меттерних понравился императору. Когда Наполеон спросил его, не слишком ли он молод для поста полномочного посла, тот с поклоном ответил, что его возраст примерно равен тому возрасту, в котором был великий завоеватель, когда он одержал свою победу под Аустерлицем. Трудно было сделать Наполеону более изящный комплимент, и при этом – с таким чувством собственного достоинства.

Наполеон довольно хмыкнул и с тех пор разговаривал с молодым австрийским посланником в общем довольно благосклонно.

А у Австрии в лице Меттерниха появился в Париже зоркий, умный и чрезвычайно осведомленный наблюдатель.

VIII

Генерал Жюно, получивший под свое командование армейские части, стоявшие у Байонны, получил приказ Наполеона – форсированным маршем пройти через Испанию и Португалию и захватить Лиссабон, членов династии Браганца – правящего дома Португалии – и всех министров, до которых он сможет добраться. Ему было велено также непременно захватить португальский флот, чтобы не допустить такого же конфуза, как в Копенгагене. По согласованию с царем Александром в Лиссабон с Адриатики переводилась русская эскадра адмирала Сенявина, которую Наполеон считал подчиненной ему. Он надеялся образовать из захваченных в Португалии судов и линейных кораблей Сенявина серьезную военно-морскую силу.

В инструкции, посланной им к Жюно, было, в частности, сказано следующее: