Великий океан

Ревизору российских колоний очень понравился смелый, решительный паренек, с такими же вьющимися русыми волосами, как и у него самого, открытым, веселым характером. Резанов рассказывал ему о Петербурге, Японии, южных морях и землях. Алексею вспоминались и слова деда, давние разговоры бывалых промышленных. Он готов был слушать камергера без устали.

Резанов хотел взять Алексея с собой в Калифорнию. Но правитель колоний Баранов не отпустил его в этот вояж.

— Придет время, сам поведешь туда судно, — сказал он, с удовольствием разглядывая из-под нависших бровей Алексея. Подросток ему тоже нравился. — Нам свои мореходы потребны.

Шесть лет прожил Алексей в Ново-Архангельске. Учился в школе, устроенной Барановым, плавал по заливам, ходил до редута св. Михаила в Берингово море, описывал берега, составлял навигационные карты. Хотел подружиться с Павлом, крестником правителя, таким же сиротой, изучавшим мореходное дело в Кронштадте и в Англии, но из этой попытки ничего не вышло. Тихий и замкнутый Павел с радостью помогал ему в ученье, но сторонился отчаянных выдумок Алексея, взобравшегося дважды на недоступную вершину горы Эчком, а в другой раз с десятком алеутов, вооруженных только промысловыми дротиками, напавшего на пиратское судно. Пираты прострелили тогда ему ногу. Зато крестник правителя восхищался и часто был изумлен замыслами Алексея, всегда точными, ясными и исполнимыми.

Алексей очень привязался к Резанову. И когда тот вернулся из Калифорнии, интересовался всем, обо всем расспрашивал и не знал лишь про обручение и будущую женитьбу Николая Петровича. Об этом Резанов запретил говорить своей команде и открыл секрет только правителю. Да эта сторона жизни и не интересовала Алексея. Он хотел одного — самому побывать в новых местах, строить поселение. Баранов и Николай Петрович составляли уже подробный план.

Еще в разговорах с испанцами, особенно с падре Уриа и Кончей, Резанов понял, что можно и должно поставить заселение на ничейной земле, на границе с Калифорнией, вспахать пустующие прерии, развести скот, научить индейцев обрабатывать поля. Тогда не надо будет зависеть от торговли, которую все время старается запретить Испания.

Однако плану предстояло пролежать шесть лет. Резанов уехал в Петербург, надеясь вернуться через год, как только кончится война в Европе, но не вернулся совсем. Заболев дорогой, он умер в Красноярске. До последней минуты он не думал о смерти...

Прибывший из Охотска шкипер рассказывал о последних днях Резанова. После отъезда из Ситхи он направил на Сахалин тендер «Авось» под командой Давыдова, а сам на «Юноне» прибыл в Охотск. Отсюда «Юнона» с Хвостовым пошла на Сахалин и Курилы в помощь Давыдову, а Николай Петрович спешно выехал верхом в Якутск, чтобы не терять ни одного лишнего часа и поскорее явиться в Петербург. Возможность войны, дела в колониях, думы об оставшейся Конче беспокоили и торопили. Однако тяжелый путь по горам и топям, переправа через бесчисленные речки, а затем простуда задержали его, и он прибыл в Якутск лишь в начале зимы.

Измученный и больной (он провалился в реку при переправе), Резанов не хотел задерживаться и снова помчался дальше. Теперь он ехал по замерзшей Лене в санях, немного отдохнул и окреп. Зато в Иркутске силы снова покинули его, почти месяц он не вставал с постели. Он исхудал, глаза его ввалились, никто не узнавал в нем живого, веселого юношу, каким он бывал много лет назад у отца в этом самом городе. И рассказывал он неохотно, и все торопился ехать. Больным, беспокойным он и покинул Иркутск. Губернатор сам проводил Резанова, помог сесть на лошадь, послал с ним врача.

Врач сопровождал Николая Петровича до Красноярска. Дальше никто из них уже не поехал... Совсем обессиленный, Резанов упал на дороге с лошади, и его уже без сознания доставили в Красноярск. Он бредил и настойчиво требовал торопиться в Петербург.

— Как далеко еще!.. Как далеко!..

Местный и иркутский врачи определили сотрясение мозга.

На рассвете Николай Петрович ненадолго пришел в сознание. За Енисеем всходило солнце, между скалистых берегов розовел снег. Необъятный простор открывался перед глазами... Резанов с трудом приподнялся на локте, напрягая последние силы, несколько секунд глядел в окно. Затем упал на подушку, и дыхание его погасло...

В Ново-Архангельске целую неделю был приспущен флаг, архимандрит Ананий в траурной ризе служил панихиду...

Алексею казалось тогда, что мечта его тоже никогда не осуществится. Он долго горевал о Резанове, стал неразговорчивым, скитался в лесу. И вот Баранов послал его с Кусковым в давно желанный вояж. Уже не мальчиком, а двадцатичетырехлетним мужчиной — помощником человека, которому правитель доверил самое значительное дело и который был его единственным верным другом.

— Верю и тебе, Алеша, — сказал ему Баранов на прощанье. — Думаю, своего отечества не подведешь. Мало нас тут, а д`ела, ох, как много...

Тогда же Алексей впервые заметил, как постарел правитель.