Летом они гостили у отца. Крепость оживала от веселой суматохи, беготни Ирины, приводившей десяток индейских детей, от беспрестанных исчезновений Антипатра на алеутских байдарках. Потом дети подросли, Антипатр уходил в море со знакомыми корабельщиками, Ирина сама занялась кадьякской школой. Баранов очень любил сына и дочь, скучал, когда их долго не было. Но постоянные заботы, дела и привычка к одиночеству мешали ему проникнуть в их душевный мир. Он хотел сделать для них все, что было в его силах, однако чт`о именно, не знал.
Долгие годы привязанности к крестнику Павлу, выросшему на его руках, надежды, связанные с ним, ужасная смерть юноши от руки предателя, задумавшего учинить бунт и захватить колонии в свои руки, сказались тоже. Он словно боялся раскрыть свое сердце...
Баранов сложил бумаги, прошелся по комнате. В черном длинном сюртуке он казался еще ниже, остатки седых волос превратились в белые, обрамляли лысую голову. Но ясные немигающие глаза смотрели из-под бровей все так же остро и внимательно, словно их не коснулось время. Шестьдесят девять лет прожил он на свете, из них половину в далеких краях. Похоронены сверстники, а планы не завершены, годы трудов и борьбы дали только побеги, ростки не стали еще деревьями. Многое было впереди, может быть — самое трудное.
Под окном послышался стук ружейных прикладов, голоса. Сменялись караульщики. Крепость жила по военному артикулу, промышленные несли гарнизонную службу не хуже солдат. По-прежнему каждое утро правитель сам бил в колокол, подвешенный к столбу на площади, — возвещал наступление дня. По-прежнему обходил караулы, поднимался на палисад к пушкарям. Открытой войны не было, но друг-враг Котлеан держал поблизости воинов, вооруженных американскими ружьями, каждый чужеземный корабль мог оказаться неприятелем.
Правитель ходил и ходил по залу. И этот корабль, швартующийся сейчас в гавани, наверное, охотно разрядил бы свои пушки по русскому форту, вместо того чтобы притворяться другом!
Больше всего беспокоил Росс. Письма испанского губернатора, пересылаемые Кусковым, были вежливы, но содержали всегда одну и ту же ссылку на невозможность торговли без разрешения вице-роя и короля, ссылку на запрос мексиканского двора о причинах заселения русскими берегов Бодего.
Были еще вести, полученные через индейцев, о многочисленных партиях американских переселенцев, движущихся на далекий Запад. Сотни бродяг, темных дельцов и разного люда, покинув города, тащились на волах и пешком через горы, пустыни и прерии, поджигая леса, преодолевая реки, к берегам другого океана, чтобы захватить земли вольных индейцев, стреляли в туземцев как в диких зверей. Большинство переселенцев двигалось в Калифорнию. Правительство Соединенных Областей поощряло их деяния.
Беспокоил Круль. Корабль, разбившийся у Сандвичевых островов, — прямой убыток компании, но торговый убыток покрывался другими барышами. Непоправимый убыток всему делу, ежели Круль не поладит с Томеа-Меа. От отставного лекаря давно не было ни слуху ни духу... Только недостаток в людях заставил остановить выбор на Круле. Жив был бы Павел — не так обернулись бы иные дела...
О Павле он запретил себе думать. Прошло два года, пройдут еще — боль не изгладится никогда. Приемный сын был больше чем сыном, он воплощал в себе будущее...
Правитель вернулся к бюро, сложил бумаги, опустил крышку. Затем позвал Серафиму. Кроме домоправительницы, прислуги у него не было. Он все делал сам и не любил никого тревожить.
— Покличь Николку, Серафима, — сказал Баранов, когда женщина вошла в горницу и остановилась у порога. Высокая, широкогрудая, с суровым, когда-то красивым лицом, повязанным черным платком, она была похожа на монахиню. — Скажи, чтоб немедля бежал сюда. Он в школе. Карту Нортонова залива они там чертят. А ежели встретишь корабельщиков, пускай тож идут сюда.
Серафима кивнула головой и молча вышла. Бывали дни, когда она сутками не произносила ни слова.
Баранов снова вернулся к окну. На корабле уже отдали якоря, спустили шлюпку. Шкипер Джиль торопился встретиться с «губернатором». Очень маленький и подвижной, хотя ему, наверное, исполнилось шестьдесят лет, с наголо обритым шишкастым черепом, бесцветными, навыкате глазами, он производил впечатление простачка, а был самый хитрющий старикан среди шкиперов Восточного моря. Недаром его взяла на службу новая компания.
Джиль помнил те дни, когда Баранов сам встречал каждое судно, приходившее в Ново-Архангельск, но не удивился, не увидев правителя на берегу. Времена изменились, малое поселение стало настоящим портом, русские прочно обосновались на своих землях. Если так пойдет дальше, в гавани тут будет не протолкаться. Все придут поклониться Баранову. Понятна тревога Колумбийской компании, пославшей сюда его, Джиля... Только не он, Джиль, главный козырь в этой игре!