Великий океан

Корабль приближался. Выкрашенный в черный цвет, без единого светлого пятнышка на узком, длинном корпусе, он напоминал военный корвет. Белизна парусов подчеркивала его строгие, четкие линии. Судно шло с полной оснасткой, быстро приближаясь к «Ростиславу».

В первую минуту Павел обрадовался. Океан не был пустыней, надвигавшийся шторм не казался страшным, но потом, с каждым кабельтовым, уменьшавшим расстояние между кораблями, неясное беспокойство все больше и больше овладевало им. Шхуна шла в полном безмолвии, без флага, без обычного оживления на палубе. Словно белый, молчаливый призрак.

Павел приказал поднять свой флаг. Трехцветное полотнище взвилось над мачтой, затрепыхало по ветру. Но чужой корабль не отвечал. Там все осталось по-прежнему.

— Зарядить пушки! — скомандовал вдруг Павел и увидел, как суеверно перекрестился боцман.

Шхуна продолжала приближаться, уже отчетливо видна была на носу под бушпритом резная деревянная фигура какого-то бога... Водяной вал вскинул суденышко. В ту же секунду сверкнул над шхуной огонь, ядро разворотило борт «Ростислава».

Павел упал, но сразу же поднялся, ухватил румпель. Худшие опасения подтвердились.

— Отдай шкоты! — закричал он высоким мальчишеским голосом. — Все наверх!

С окровавленным лбом — падая, он содрал кожу с виска, — вздрагивая от возбуждения и неожиданности, юноша налег на румпель, пытаясь повернуть судно. Ему это почти удалось. Второе ядро врезалось в волны. Бот лег бортом на воду и, скрипя обшивкой, тяжело поднялся. Однако шхуна без всяких усилий повторила маневр, новое ядро сорвало кливер. Обломки реи, мокрая холстина грохнулись вниз, повисли на искалеченном борту. Потом их унесло в море.

Цепляясь за изорванные снасти, за палубу, боцман пробрался на мостик. Упавшей реей переломило ногу, ушибло спину. Старик ухватился за трос, вытер кровавую слюну.

— Не уйти, — сказал он, с трудом шевеля губами. — Выкидывайся на каменья... Корсар это... Кончит...

Лещинский оттащил потерявшего сознание боцмана в каюту.

Павел видел, что «Ростиславу» действительно не уйти. Но сдаваться он не собирался. Все надежды Баранова, оставшихся на Ситхе людей были обращены на этот рейс, на маленький бот, на него, на Павла. Гнев и ярость охватили его. Напасть на русское судно, в русских водах!

Он торопливо огляделся. Огромная водяная стена подняла «Ростислава», с высоты ее виднелся вспаханный, почерневший океан, совсем близкая, закрытая парусами шхуна... Тогда он решился.

— К орудиям! — стараясь перекричать вой ветра, налегая изо всех сил на румпель, крикнул Павел. И пока растерянные матросы добрались до пушек, он повернул бот и ринулся вместе с водяной лавиной вниз, на врага.

Мелькнули паруса, черный высокий борт корабля, длинный, однорукий человек, ухватившийся за тали, повисшие на снастях люди...

— Огонь! — скомандовал Павел и закрыл глаза.

Из трех пушек блеснуло пламя, бот дрогнул, качнулся. Гул залпа на мгновение заглушил треск столкнувшихся кораблей. Медленно раскололась и рухнула мачта шхуны. Валились обломки, свистели, извиваясь, концы снастей.

Лещинский припал к трапу, закрыл руками голову. Сумасшедший мальчишка утопит их всех. Дерзость нападения, внезапность, когда победа была на стороне шхуны, ошеломили его. Он только и успел выскочить из каюты.

Когда наконец он поднялся, бот уже был далеко от своего врага. Со срезанным начисто бушпритом, единственным уцелевшим гафелем, суденышко неслось на высокой волне. Позади, в наступившем мраке, чуть приметно белели на двух теперь мачтах паруса корсара.

А Павел стоял на коленях — ударом его сшибло с ног — и не выпускал румпеля. Холодные брызги смешивались с кровью, сочившейся из виска, парка была разорвана, черные волосы слиплись на лбу, обледенели. Он перестал быть мальчиком, отчаянным и неустрашимым, он стал мужчиной, выполнявшим свой долг.

Глава седьмая

Шторм налетел ночью. Огромные валы с грохотом неслись в темноте, рушились водяные стремнины. Выл и свистел ветер. Вода заливала палубу, с неистовой силой швыряла суденышко вниз, вскидывала, снова влекла. Метались обрывки снастей, клочья истерзанных парусов. Паруса не удалось зарифить, буря сорвала их вместе с реей.

Павел привязал себя к румпелю. Двоих матросов унес ураган, а может быть, придавило обломками. Павел ничего не знал. Не выпуская румпеля, впившись в него окостеневшими пальцами, по пояс в воде, держался он на небольшом помосте. Компасный фонарь еще мигал, впереди мерцала мокрая мачта, билась белесая пена. Дальше ничего не было видно.

Шхуна давно потерялась в гудевшей темени. Буря прервала побоище, и оба корабля боролись теперь со стихией. После схватки с корсаром бот был полуразрушен, гибель последнего паруса, почти половины команды довершила его судьбу. Остались Павел, Лещинский, умиравший боцман и трое матросов в кубрике, тупо и равнодушно ждавших конца.