Великий океан

«...Дон Луис с особливою вежливостью сказал мне, что обязан он о приходе моем послать к губернатору курьера и потому принужденным находится спросить, где суда «Надежда» и «Нева», о которых предварены они, я отвечал, что обратил их в Россию и что, получа от Государя Императора начальство над всеми Американскими областями, прошедшего года обозревал их, зимовал в Норфольк-зунде и наконец решился видеться с губернатором Новой Калифорнии, чтобы поговорить с ним как с начальником соседственной земли об обоюдных пользах и о причине моего сюда прихода.

Не подумайте, Милостивый Государь, что из честолюбия, но единственно, чтобы вверить в Гишпанцах вес к северным областям нашим и дать лучший ход делу своему, объявил я себя главным их начальником (Commandant général). Польза отечества того требовала. Впрочем, кажется, и тут не погрешил я нимало, когда в самом деле имею я главное начальство, как по воле Государя, так и доверенности всех акционеров, не употребляя во зло оной, но жертвуя собой всякий час на пользу общую. С тем же курьером послал я к губернатору письмо, в котором, благодаря его за первоначальные знаки гостеприимства, извещал, что, исправя судно, не замедлю отправиться в Монтерей.

На другой день звали меня миссионеры св. Франциска обедать. Миссия была от президии час езды. Я был у них с моими офицерами. Мы коснулись торговли, и желание их к тому весьма приметно было... Мы возвратились из миссии, и я послал знатные подарки, употребляя всюду щедрость, чтобы закрыть от Гишпанцев ту бедность нашу и недостатки, о которых бостонские суда во вред наш предварили их. Мне совершенно удалось сие, и повсеместное удовольствие обратило к нам сердца монахов... Но я не знаю еще, что скажут комендант и губернатор, и сильно тревожусь за исход переговоров. Коли изъявит упорство, не только о дальнейшей торговле не может быть разговору, а ни одной меры хлеба никто сейчас не доставит на «Юнону»...»

Уже начинало темнеть, когда Резанов закончил письмо. На корабле пробили склянки, и звон колокола заставил вдруг вспомнить вчерашнее посещение миссии, где он снова увидел эту очаровательную девочку, которая так неожиданно скрылась тогда в президии. Они шли с падре Уриа и Лансдорфом по дорожке сада, закатный свет нежно озарял деревья и заросли, старую стену и возле нее двух служителей, державших на арканах дикую лошадь. Животное рвалось из рук, пытаясь вздыбиться, золотистая морда его была в пене. А недалеко от лошади стояла Конча и чистила разорванное платье. На лбу и щеках ее пристала грязь, прическа растрепалась, и густые темные волосы наполовину закрывали лицо.

— Я совсем разучилась ездить, — сказала она, расстроенная, но, заметив Резанова, вспыхнула и замолчала.

— Ну, ну, — ответил монах шутливо. — Это ведь не в первый раз.

Девушка еще больше покраснела и, ответив на учтивые поклоны Резанова и натуралиста, направилась к лошади.

Но лишь только гости и монах отошли подальше, Конча приказала служителям отпустить животное.