Великий океан

В течение полвека
Все полз, да полз, да бил челом.
И, наконец, таким невинным ремеслом
Дополз до степени известна человека…

Под эпиграммой был нарисован он, Лещинский, с умильной рожей, стоявший на четвереньках возле огромного ботфорта… «Ну что ж! Пусть так — смеются над поверженными, перед достигшим — сгибаются…»

Лещинский подошел ближе, погрел руки, отодвинулся, снова вернулся к двери, выглянул на лестницу.

— Пуст дом. Науками и ремеслами занимаются любезный правитель наш с преемником, — сказал он невинно.

Наплавков перестал шевелить угли, внимательно, словно изучая, в сотый раз смотрел на хозяина. Еще можно уйти, не досказав до конца, словно ничего не произошло. Не было веры в Лещинского, в крепость его случайного компаньонства. Разные у них помыслы. Однако выбирать не из чего. Лещинский ближе к Баранову и уже знает достаточно для того, чтобы заковать их всех в кандалы. Но изменять он теперь не станет. В этом гарпунщик был твердо уверен. Слишком долго он присматривался к отставному помощнику, догадывался о его расчетах, о честолюбивых планах, зависти и озлоблении. Другого такого случая Лещинскому не представится, и он это понимает сам. А им в конце концов все равно.

Наплавков бросил щепку, которой разгребал золу, аккуратно стряхнул осевший на полу кафтана пепел. Прежнее уверенное, немного насмешливое состояние снова вернулось к нему.

— Начнем и мы, — заявил он, вставая. — Время золотое проводить зря не годится.

Хромая, Наплавков подошел к столу, вытащил из внутреннего кармана небольшую книжечку, достал оттуда лист бумаги, исписанный крупным неровным почерком.

— Для начала, — сказал он нарочно грубовато и строго, — потребно нам определить, кто распоряжаться и командовать будет во всех действиях, направлять и принимать меры всяческие и особые… Промышленные прошедшим разом на манер казачьего круга зачинать мыслили, почтенным именем Войска Донского велели сыскать хорунжего. До сбора всех промысловых…

Он остановился, глянул на бумажку, помедлил немного.

— Половины людей нету. Зверя бьют по островам… Что ж, изберем пока хорунжего. Называй, кого?

Попов и Лещинский молчали. Зверобой что-то натужно соображал, скреб щеку, а Лещинский сидел с опущенными глазами и казался усталым и равнодушным. Однако, внимательно вглядевшись, можно было заметить, как трепетали его веки.

— Вас тут двое, — сказал он спустя некоторое время, словно после значительного раздумья. — Тебя, Василий Иванович, а то и Попова…

С большим усилием он скрывал свою радость. Наконец-то гарпунщик начинал действовать.

Наплавков быстро и проницательно глянул на Лещинского. Тот вдруг поднялся, подошел к двери, будто хотел проверить, не подслушивает ли кто, затем спокойно вернулся на место.

Наступило непродолжительное молчание. А потом Наплавков поднялся.

— Ну, будь по-твоему, — сказал он Лещинскому. — Попова определим хорунжим. У меня ноги хворые, не угонюсь за всеми. Попов помолодше и поудалей будет.

Он усмехнулся, подошел к молчавшему зверобою, крепко и ласково стиснул его плечи.

— Бери, Иван, управляйся. А мы вот с ним пособлять станем. Дело трудное, да совесть у нас чиста…

Попов хотел ответить, но к нему уже приблизился Лещинский и тоже усердно пожал руку. Лещинский не рассчитывал на такой конец, меньше всего думал о Попове как руководителе бунта, но сразу же успокоился, поняв по-своему поступок Наплавкова. «В атаманы метит», — подумал он с завистью и искренним восхищением.

Потом совсем развеселился. Так, пожалуй, даже лучше. Прямолинейный и крутой зверобой скорее покончит с барановскими сторонниками, самим правителем. Еще прошлый раз в развалинах старой крепости ему понравился нескладно выраженный, но простой и решительный план Попова.

— Пополудни ударим… Когда все на работах… А в воротах пушку поставить. Чтобы на возвращенье… — шлепая кулаком по сырой земле, туго, рывками говорил будущий хорунжий. — Кто с нами, того принимать, кто против — того предавать смерти. Иных вязать…

Лишь одно беспокоило Лещинского. Попов упорно избегал говорить о Баранове, о том, как поступить с правителем. Долголетний страх, привычка повиноваться, невольное уважение сказывались даже теперь, когда все было окончательно решено. Молчал и Наплавков. Лещинскому порой казалось, что ни у кого из них не поднимется рука… Если же уцелеют Баранов и Павел, восстание ему, Лещинскому, не даст ничего… Корабль уйдет, заговорщики покинут Ситху, Робертсу достанутся лабазы… А ему — наполовину голая крепость и постоянная угроза возвращения старого правителя. И законное возмездие…

Беспокойство свое Лещинский ничем не выдал. «Там видно будет», — думал он.

Новоявленный хорунжий старательно рассматривал карту, выложенную на стол Наплавковым, сосредоточенно хмурился. До сих пор были только мечты, теперь предстояло действовать.