Великий охотник Микас Пупкус

Из медвежьего жира соорудил я несколько коптилок, из мяса нажарил гору котлет и до того наелся, что двое суток вертелся в бочке с боку на бок, никак заснуть не мог, котлеты перекатывались в желудке, будто горячие камни. Зато вкусно - ни в сказке сказать, ни пером описать! И уж не обижайтесь, скажу откровенно: человек, который не пробовал медвежьего окорока, можно сказать, вообще ничего вкусного не едал. Уж на что я опытный охотник, повидал-поедал, и то, когда лакомился медвежатиной, должен был язык к зубам привязать, чтоб не проглотить ненароком.

Лакомился я, лакомился и вдруг подумал:

"А что будет весной? Ведь пропадем ни за грош с Чюпкусом в этой ледяной каше!"

И так судил, и сяк рядил, ничего путного не мог придумать. Мясо медвежье доедать - досидимся до тепла и погибнем бесславной смертью. Оставить мясо на льдине, уйти подобру-поздорову - в пути с голодухи помрем. Напихал я полную бочку медвежатины. Снова беда - бочка ни с места, ноги разъезжаются на льду, а на четвереньках далеко не уедешь... И вдруг мне стукнуло в голову:

- А что, если медвежат подманить, выдрессировать и запрячь в бочку?

Задумано - сделано. Набил я стволы ружья порохом, вместо пуль заложил две гайки, надел новую шубу и приказал Чюпкусу возвращаться по нашим следам. В белой медвежьей шкуре я стал совсем не различим на снегу.

Вскоре Чюпкус тихо заворчал и навострил одно ухо. Я изготовился. А когда стало торчком второе ухо и пес принялся скрести передними лапами снег, я понял, что опасность близка и что ждать ее надо сразу с нескольких сторон.

Но опасения мои были напрасными. В нескольких саженях от нас два маленьких медвежонка весело резвились возле ледяных глыб. Мы долго и внимательно следили за ними, потом, убедившись, что их мамаша отправилась на охоту, подошли поближе. Медвежата не собирались убегать, они только второй раз в жизни видели собаку и человека, поэтому с любопытством разглядывали нас, принюхивались, вертели головенками. Видно, их вводил в заблуждение медвежий запах моей шубы.

Но не был бы я лучшим в мире охотником, если б с первого взгляда не понял, что заставило двух неслухов уйти так далеко от родимой берлоги: рыба! Достал я из ягдташа несколько рыбин, кинул им по одной. Медвежата проглотили, даже облизнуться не успели, и опять уставились на меня. Но я не поддался. Больше рыбу им не бросал, только показывал и заманивал подальше от этого опасного места, где в любую минуту могла появиться их невежливая мамаша. Так и привел неслухов к своему лагерю, соорудил из обрывков проволоки и лески упряжь и стал запрягать несмышленышей.

Медвежата не сопротивлялись, им, глупышкам, казалось, что я с ними играю. И на привязи они продолжали резвиться, хватать друг друга зубами, путали постромки. Тогда я к одной из дощечек прикрепил шест, к нему привязал удочку, к удочке рыбину. Рыба качается под самым носом у медвежат, а достать ее они не могут. Потянулись голодные медвежата за лакомством, и мы тронулись в путь. Медвежата гонятся за рыбиной, рыба убегает от них, а бочка со скоростью ленивого быка мчится вперед.

Эта игра понравилась и Чюпкусу. С веселым лаем он носился вокруг медвежат, покусывал неслухов за ноги, убегал вперед на разведку, потом возвращался и подгонял разыгравшуюся упряжку. Через несколько дней езды мы добрались до берега, а еще через несколько дней подъехали к первому на пути селению.

У околицы Чюпкус вдруг остановился, будто унюхал сало, и стал раздирать когтями слежавшийся снег. Таким разъяренным я его давно не видал. Но когда подбежал поближе, сам остолбенел от удивления: на снегу виднелись четкие отпечатки рисунчатых подметок. Точь-в-точь такие же, как тогда, у моей родной деревни.

"Ну и дела! - буркнул я себе под нос. - Неужто снова чудится?" - удивился и, задрав голову, стал всматриваться в небо. Чюпкус ничего не понял и продолжал раскидывать снег, но следы как появились, так и исчезли внезапно.

- Хитер путешественник, по поднебесью ходит, - сказал я Чюпкусу и на всякий случай зарядил ружье. - Ты только посмотри, что он тут натворил!..

Вся околица селения была усеяна освежеванными тушами медведей, оленей, моржей, тюленей. Как будто похозяйничала стая бешеных волков.

- Браконьерова работа! Как хорек в чужом курятнике набедокурил! - ярился я, но поделать ничего не мог.

Завидев странную упряжку, сбежались веселые и добродушные жители селения, обступили нас, разглядывали, заливались смехом, тянули медвежат за уши и все до одного хотели хотя бы голову сунуть в нашу странную карету. Даже самые старые охотники поражались моей изобретательности и считали за большую честь пожать мне руку. Главный вождь племени, за великую мудрость и ловкость прозванный Белым Тюленем, поклялся китовым усом, что впервые видит такую чудесную карету без колес и таких удивительных скакунов. Он долго ходил вокруг нас, держась за живот, плакал от смеха, наконец выдавил сквозь слезы: