Великий охотник Микас Пупкус

А когда он помчался в Перлон за подкреплением, не забыв прихватить и меня, я вдоволь поиздевался над его бессильной яростью и всю дорогу дразнил:

- Оляля, Гасби, если поймал слона за задние ноги, а он брыкается, лучше не держи, отпусти, а то, чего доброго, землетрясение начнется...

Он молчал и тайком от меня лечился от малокровия жареной зайчатиной.

Спасибо!

На здоровье!

- Эх, кабы печку да на коня, а меня на печку - хорош был бы я наездник!

КОНЬ - ПОБЕДИТЕЛЬ КУРОПАТОК

Мы уже пролетели половину пути, когда ни с того ни с сего моторы нашей летающей лохани раскашлялись, расчихались, будто нанюхались табачка моего.

"Магнит действует", - подумал я и на всякий случай сел с Чюпкусом поближе к выходу.

Испуганные летчики роздали нам парашюты и велели спасаться, кто как может. Ждать было нечего, схватил я песика под мышку и ринулся вниз головой в люк. Досчитал до трех, дернул кольцо, парашют раскрыл надо мной пестрый гриб, покачался-покачался и приземлился на самой окраине этой диковинной страны.

Здесь, за высокими горами, которые ни птице перелететь, ни зверю одолеть, в тесном ущелье ютилось охотничье хозяйство, где разводили куропаток. Несколько сот усердных и послушных работников с утра до вечера лазили по склонам, скармливая прожорливым куропаткам перловую крупу, пичкали их рисом и маком, а сами только и ели, что таблетки искусственного хлеба.

С помощью этих терпеливых трудяг я разыскал Гасбера, висевшего на выступе скалы, и кое-как, общими силами, мы стащили его на землю. И снова несчастье! Падая, он разбил свой стеклянный скафандр, разорвал костюм, потерял документы и государственную печать. Совсем расстроился полковник, запричитал:

- Как мне теперь узнать, сколько за день я воздуха употребил?..

- А ты дыши по ночам, - посоветовал я, но он продолжал жаловаться.

- Замерз я. Ветер сквозь прорехи в рубаху задувает, того и гляди унесет...

- А ты разденься, голого не унесет, - учил я полковника, но он продолжал ныть.

- Пешком я ходить не могу, сразу устану.

- А ты на четвереньках.

- Машину мне! Полк слуг сюда! Я с места не стронусь, пока не будет выполнен приказ.

- Мы думали с тобой по-хорошему столковаться, - ответили ему рабочие куропаточьего хозяйства, - да, видно, ничего не получится. Раз ты такой нетерпеливый, пеняй на себя, - и они позвали надсмотрщика разбираться с полковником, а сами продолжали заниматься делом.

Надсмотрщик посмотрел на нас подозрительно и заорал в мегафон:

- Документы!

- Я министр, я начальник охоты, - хорохорился Гасбер.

- Документы!! - не слушал его чиновник.

- Это ты предъяви документы! Я доверенное лицо президента Гасбер Посоль фон Фасоль. Это моя затея, я для собственного удовольствия устроил здесь куропатник!

- Видели мы таких, - равнодушно проворчал надсмотрщик. - И еще не таких видели. Его превосходительство Гасбер пешком не ходит и дырявых штанов не носит. А где твое разрешение, горлопан?

- Я сам пропуска подписываю.

- Так чего ждешь? Возьми да подпиши.

- У меня нет ни бумаги, ни печати.

- Значит, никакой ты не полковник. - Надсмотрщик подозвал рабочих, велел им нацепить на шею Гасберу сито с крупой и приставить его к работе.

Как ни артачился, как ни ярился его превосходительство, ничего поделать не смог.

- Видал, какой барин выискался. Жрать захочешь - спеси-то поубавится, отрубил надсмотрщик и улетел в долину.

Жалко было смотреть на его превосходительство господина начальника, как он на четвереньках карабкался по склонам, непривычными к работе пальцами рассыпал крупу, - больше себе за шиворот, чем на землю, поливал траву потом и клял на чем свет стоит свою затею с куропатником. Над его головой кружили стаи куропаток, садились ему на плечи, на лысую, как куриное яйцо, голову, а которые понахальнее, те старались долбануть клювом в темечко или другое чувствительное место.

Приглядевшись, я увидел, что никакие это не куропатки, а искусственные птицы - перекрашенные на фабрике вороны, которым не слишком усердные Гасберовы подданные лишь слегка укоротили клювы и выпестрили оперение.

- Оляля, Гасби, а не твое ли это изобретение? - спросил я полковника.

Он не ответил, продолжая ругаться:

- Прохвосты, болваны, нахалы!

- На тебя насмотрелись.

- Я - начальник. А они не смеют!

- Тебе потеха, а им не до смеха, - но и мне было не до смеха. Прожорливые птицы налетели и на меня, как будто неделю не ели. Долбили острыми, отштампованными на комбинате клювами, хлестали крыльями, едва-едва отбился камнями, потому что никакого оружия, за исключением брючного ремня, с собой не захватил.

К вечеру мы до того вымотались, что не хотелось уже ни есть ни пить. Свалились на голую землю и заснули мертвым сном. Когда проснулись, тело болело, будто нас всю ночь цепами молотили. Не успели продрать глаза, как все началось сначала.

- Пусть делают, что хотят, я с места не сдвинусь, - решил Гасбер и украдкой сыпанул в рот горсть крупы.