Великий перелом

Так или иначе – за дело взялись лихо и прямо-таки с кавалерийским напором. И буквально за первую неделю сумели создать шок-эффект, вынудивший многих замешанных бросить все и податься в бега. Так что к 18 октября стычки почти полностью переместились в поля и стали носить эпизодический характер. А города «остыли» и перешли к простой мирной жизни.

Более того – это все успело отразиться и на жизни простых граждан. Цены-то упали. Так как с них отрезали то, что «прилипало» по разным схемам к рукам того самого конгломерата местных ОПГ. Что обеспечило нарастающую поддержку этой полицейской операции среди простого населения…

Но не ей единой жило медиа-пространство Союза. Это была уже не самая жаренная новость. Так, например, 18 октября 1927 года в Москве – столице СССР – произошло знаменательное событие. Открылся первый в истории планеты конвент фантастов. И Михаил Васильевич участвовал в его открытии с приветственной речью…

– … и я верю, – говорил он, – что когда-нибудь человечество сможет уже оформиться в единый здоровый организм, а потом родиться – выйдя из той утробы, в которой его вынашивает планета Земля. Именно по этой причине я считаю, что фантастика – важнейшее из направлений литературы. Всякая фантастика. И та, что повествует о будущем, и та, что рассказывает о каких-нибудь средневековых приключения, и та, в которой с былью переплетается сказка и даже магия. Все это – важнейший инструмент для развития общественного сознания. Его широты. Гибкости. Пластичности. Ибо совершенно не ясно с чем мы столкнемся там, за пределами Земли. И мы должны быть готовы, сохраняя адекватность и здравомыслие встретить даже дракона, торгующего в разнос пирожками где-нибудь на Красной площади…

Фрунзе там выступал как один из руководителей СССР. Вместе с Луначарским, ограничившимся более скромным выступлением о фантастике как о новом виде общественного сознания. Без которого, по его мнению, было невозможно преодолеть футур-шок от научно-технического прогресса. Ведь вон уже сколько людей, и вполне здравомыслящих, стали кричать про уход на природу… подальше от прогресса. Так сказать – к истокам. Ломаются… Перегреваются… Перегорают…

Выступали и писатели.

Не только советские. Хотя «наскрести» по всему миру представителей этого направления литературы оказалось очень сложно. В силу его крайней ограниченности. Поэтому иностранные делегации были больше представлены издательствами, журналистами и просто любопытствующими. Да и они не приехали бы, если бы Союз не оплатил им дорогу и проживание, включая банкеты-фуршеты и так далее.

Пиар стоил денег.

И Михаил Васильевич в дуэте с Луначарским сумели убедить ЦК в необходимости выделения этих средств. Не таких уж и больших, хоть и ощутимых.

Но долго на этом конвенте нарком не задержался. Выступил. Немного «пожал руки». И побежал по делам, каковых у него хватало. Прежде всего кулуарных, ставших куда более важными последнее время…

– У меня иной раз ощущение, что революция продолжается… – отхлебнув чаю произнес Каганович. – Столько всего постоянно происходит. Такие титанические подвижки.

– Так и есть, – ответил вполне серьезно Дзержинский.

– Революция – это не беготня с винтовками. Настоящая революция – это изменение нашей жизни. Нашего мышления. – добродушно произнес Фрунзе. – Разруха, она ведь не в сортирах, она в головах.

– Как-как? – оживился Каганович.

– В головах, говорю, разруха, а не в сортирах. Вот заходишь ты, допустим, в переулок. Видишь – нассали. Грязно. Воняет. Кто виноват?

– Кто нассал. – не задумываясь ответил Каганович.

– На первый взгляд – да. Но, если глянуть глубже, то не все так однозначно.

– Отчего? Как по мне – все очень однозначно.

– А скажите – как быть человеку, ежели ему приспичило? Всякое же бывает. С физиологией не повоюешь. Ей сколько не приказывай, а иной она не станет. Природа-с.

– Да. Бывает. Но ссать в подворотнях это… – скривился Каганович.

– А где же этому бедолаге еще пристраиваться? Уж не на улице ли?

– Ну…

– Проблема это комплексная. И виновно в нем намного больше людей, нежели можно подумать на первый взгляд. Тут и сам исполнитель, конечно. Но ведь город большой. И тебе не всегда можно дойти до сортира. А на людях, допустим в сквере, справлять такие дела стыдно. Девицы же смотрят. Да и вообще. Но куда идти? Общественных туалетов то нет. Те люди, что наверху сидят, о них не подумали. Ибо сами с такой нуждой обычно не сталкиваются. И жизнь видят либо из окна своего кабинета, либо из окна автомобиля. У них все хорошо. Плохо у тех, кем они управляют.

– Ну так-то да.

– Но ведь люди как-то оказались у власти. В демократических странах их выбирают сами граждане. В монархиях или диктатурах – назначают. Суть от этого не меняется. Их кто-то на эту должность ставит. И этот кто-то отвечает за то, как сей чиновник трудится. Вот и выходить – нассал в подворотне один, а виновато общество. Слишком много слоев и взаимосвязей. А почему виновато? Потому что, как я выше сказал – разруха она не в сортирах, она в головах.

– Тут уж вы хватили. Слишком все глобально как-то выходит…