Прямо перед окном сияла огромная полная и чуть чуть розоватая, нежно персиковая луна. Оконное стекло было до того прозрачное, что, казалось, его вообще нет, и луна — яркая и близкая — висит прямо в комнате. Вопреки обыкновению, лунный свет, как будто чуть чуть тепловатый, обильно струился и заливал все помещение, всю обстановку… Здесь веяло тонким благоуханием иранской сирени. Здесь был и журчащий, звенящий, выложенный из хрусталя декоративный фонтанчик, и золотые клетки с пышно золотоперыми дремлющими в ночи птицами, и даже небольшой раскуренный кальян с длинными, как змеи, трубками и темными вишневыми мундштуками, инкрустированными белой слоновой костью.
Мы полусидели полулежали друг напротив друга, с необычайным удобством обложившись большими и маленькими атласными подушками прямо на безбрежном мягком ковре, рисунок которого был необъяснимо странен и изящен как древняя географическая карта.
Да, мы курили кальян и, судя по всему, просто дружески беседовали. Улыбались друг другу с хмельным блаженством. И в то же время я чувствовал, что мы превратились в два ленивых облака, которые медленно медленно, почти неуловимо — так медленно, как течет густой мед, как растут, сплетаясь, ветви деревьев или виноградные лозы, — мы начали сближаться. Мы двигались навстречу друг другу.
— Ах, как же у тебя славно! — шепнул я.
Честно говоря, мне хотелось протереть глаза. Можно было принять все это за сон, но для сна это было чересчур осязаемо.
— Я очень рада, что тебе здесь нравится, — улыбнулась Альга.
Нет, здесь было не просто «славно»… Однажды зимой в гостях у Майи (я прекрасно это помнил!) я позволил себе неумеренно увлечься и, одержимый вдохновением, расписал Майе, как, по моему мнению, в духе восточных сказок Шахрезады должно выглядеть идеальное уединенное гнездышко для парочки влюбленных. Наш тогдашний разговор проходил с глазу на глаз. И вот теперь я увидел, что апартаменты совсем другой девушки, ее подруги, представляют из себя поразительно точную копию описанного мной гнездышка.
Это было восхитительно!.. Конечно, и вся Москва в своем нынешнем виде была ни чем иным, как одной чудесно материализовавшейся мечтой. Теперь я обнаружил, что внутри Москвы существует волшебный уголок — точь в точь слепок мимолетного состояния моей души. На этот раз он материализовался каким то непостижимым образом — вообще без моего участия, я даже пальцем для этого не пошевелил. Он был угадан и любовно воссоздан во всех мельчайших деталях… И кем?.. Этой странной девушкой, подругой Майи и Папиной фавориткой, которая теперь полулежала возле меня среди разбросанных на ковре шелковых подушек!
Но я был удивлен еще больше, когда, девушка призналась, что отделка и оформление апартаментов выбраны ею отнюдь не случайно. Конечно, не случайно. И в этом, собственно, не было никакой загадки. Все объяснялось довольно просто. Однако именно это простое объяснение впечатлило меня еще больше. Майя передала Альге, как близкой подруге, весь тот наш разговор, а также мои обломовские мечты относительно «гнездышка». И она, Альга, сразу решила про себя, что должна устроить здесь все в точности по моей мимолетной фантазии. Теперь я, кажется, мог и не спрашивать, почему и для чего ей это понадобилось… Не без некоторого смущения, девушка призналась, что для нее этот маленький «личный проект», хоть и не грандиозного размаха Москвы, тем не менее стал предметом ее тайной гордости, собственной идеей фикс. Она специально изучила концепцию архитектурных стилей Москвы, рылась в черновых набросках к моему проекту. Может быть, тут сказалось ее увлечение архитектурой. «Я просто влюбилась в этот проект», — призналась она. И даже не скрывала, что главная прелесть заключалась для нее именно в том, чтобы устроить мне сюрприз, поразить меня. Что ж, это ей отлично удалось…
Я даже не заметил, когда погрузился в тягучее, медленное наслаждение. Достаточно было одной этой близости. Не нужно было касаться девушки. Кстати, я вовсе не был так пьян, чтобы не контролировать себя. Напротив, я ощущал необычайные просветление духа и ясность мысли, на фоне которых чувственное возбуждение и нарастающее желание казались прекрасными событиями, участником которых мне вдруг посчастливилось стать. Конечно, повлияло (да еще как повлияло!) и то, что последние несколько недель я воздерживался и, стало быть, накапливал пресловутые гормоны. В этом я отлично отдавал себе отчет. Но в данный момент сколько-нибудь физиологическая трактовка причин происходящего со мной не имела никакого отношения к тайне прозрачной и свободной прелести нашего уединения. Это не имело ничего общего с теми рефлексами, которые вгоняли меня в краску в ложе у Мамы.