Между тем микрофоном завладел один из лидеров России. Это был довольно молодой человек с ясным, даже глупым взглядом голубеньких глаз. Выдвиженец местных органов самоуправления. Фамилия у него была до того простая, что постоянно забывалась. Судя по всему, это был очень деятельный и многообещающий молодой человек, несмотря многочисленные, хотя и мелкие речевые дефекты, на какой-то неуловимый тик, что ли. Я обратил на него внимание еще на давешних манифестациях. Мелькал он и по телевизору. Он всегда находился в окружении бандитских рож, но у самого был такой убогий вид, что если он и был способен на преступление, то толком сумел бы обокрасть разве что собственную маму. Возможно, будучи ребенком, он пытался промышлять мелочью по карманам в школьной раздевалке, но, безусловно, тем дело и ограничилось, поскольку его всегда ловили и, наверное, били по голове. Глядя на него, нельзя было не удивляться, как такие молодцы вообще попадают в лидеры. Однако все в один голос уверяли, что теперь он ни больше, ни меньше, как правая рука нашего народного кандидата. И, действительно, он сопредседательствовал на заседании. Факт есть факт. Про себя я называл его Петрушкой. Так окрестили его наши старички, которым он, видимо, напомнил чертика — того самого, который выскочил в Новый год из Папиных напольных часов. Ну да Бог с ним… Я слушал его вполуха. Он добросовестно излагал то, что я уже раз сто слышал от своих домашних.
Я вернулся к осмотру прекрасного зала.
Внешняя статичность и монументальность интерьера сочеталась с многоплановостью пространства и его внутренней перспективой. Движение и покой загадочным образом сливались друг с другом и проявлялись в новом энергетическом качестве. На самом деле ничего загадочного и сверхъестественно здесь не было. Просто человеческий глаз устроен так, что специфическим образом реагировал на игру линий и цвета, которые и вызывали у человека ощущение движения и полета, что-то вроде головокружения, — в то время как сам человек находился в состоянии покоя. Вдобавок, среди муляжей и портретов были внедрены специальные отражающие поверхности, наподобие небольших, а то и совсем крошечных голографических зеркал, благодаря чему люди, находящиеся в зале, вдруг могли разглядеть в противоположном его конце знакомые глаза — свои собственные глаза; знакомое лицо — свое собственное лицо.
Кроме того, диорамы и выставленные перед ними скульптурные композиции намеренно не были выстроены и выровнены относительно друг друга по одной линии. Некоторые детали выдавались в зал, другие уходили вглубь, образуя трудно распознаваемые ниши по всей высоте зала. В этих хитроумно декорированных нишах располагались небольшие ложи для особо именитых гостей, — так что важные персоны могли при желании появляться и исчезать незаметно для окружающих. В ложах этих будто бы начинался иной, потусторонний мир.
Многие из делегатов уже успели прийти в себя от первого впечатления — от того великолепия, которым им нежданно-негаданно удалось насладиться, — и теперь, возбужденно раскрасневшиеся, поглядывали друг на друга, на новые лица в своих рядах и особенно в направлении многочисленных лож. Глаза у всех празднично блестели. Раньше на знаменитости можно было поглазеть лишь через стекла в кафе аквариума-терминала, а теперь, пожалуйста, их пруд-пруди в партере и в бельэтаже, — не говоря уж о тех, что царственно расположились в экзотических ложах. Правду сказать, я и сам давненько не варился в таком насыщенном растворе. Даже на правительственных приемах по случаю массовых награждений публику старались приглашать одного круга, дабы не провоцировать столкновения между кланами, но сегодня сошлись буквально все: банкиры, несколько членов правительства, духовенство, депутаты, телемагнаты, компьютерные короли, генералы и адмиралы, артисты, музыканты, журналисты, издатели и даже модные писатели. Последние приглядывались к собранию особенно зорко, словно мысленно накатывая главы будущих произведений. Как-то неловко становилось, когда ощущаешь на себе беззастенчивое глазение этих деятелей пера и кинжала, охотников за сильными впечатлениями. Значительные персоны и знаменитости испытывали своеобразный кураж оттого, что оказались погружены непосредственно в гущу народную. Не знаю почему, но у меня сразу создалось впечатление, что все эти люди, обладающие звериным чутьем и зверским аппетитом пожаловали сюда в предчувствии какого-то эпохального дележа.