Великий полдень

Я сунул в щель замка карточку пропуска и, войдя, оказался в просторном холле. Сбоку за небольшим окошком помещалась комната службы безопасности. Молодой востроглазый вахтер тут же вышел и услужливо бросился ко мне. Кажется, он опознал мою личность, и поинтересовался, не нужно ли меня проводить. Я покачал головой, но он все-таки проводил меня до лифта, вызвал его и подождал, пока я войду в кабину. Когда двери задвигались, я увидел, что вахтер даже слегка поклонился. Эти ребята чрезвычайно дорожили своими местами и сами вымуштовывали себя до раболепия. Апартаменты в Западном Луче снимали в основном сливки культурной среды — продюсеры, менеджеры, художники, артисты, певцы. С таким контингентом не соскучишься, а главное, этот контингент относительно приветлив и щедр — как душевно, так и в смысле чаевых.

Зеркальный лифт понесся вверх с сумасшедшей скоростью, но разгонялся необычайно плавно. Я смотрел, как мигают разноцветные сенсорные кнопки этажей и поймал себя на мысли, что радуюсь, словно ребенок, когда выпадает случай прокатиться повыше. Сквозь зеркальные стекла мелькали холлы этажей, некоторые из них были задрапированы яркими коврами, а другие сплошь озеленены.

Едва я ступил из лифта в холл сорок девятого этажа, как увидел Майю. Она вышла мне навстречу и стояла, прислонившись плечом к дверному косяку на пороге своих новых апартаментов. Стало быть, услужливые ребята снизу уже успели доложить от моем приходе. На ней были длинный ангорский свитер, узкие серые брюки и синие туфельки.

Мне хотелось все здесь рассмотреть подробно и неторопливо — начиная с продолговатого овального холла, стены которого были заделаны пластиком цвета яичного желтка и в ярком освещении многочисленный светильников приобретали веселый солнечный оттенок. Здесь тоже было изобилие декоративной зелени, распределенной каким-то особым образом, создающим впечатление просторной летней беседки. Мне бросились в глаза густые, похожие на виноградные лозы, ветви вечнозеленого растения, поднимавшиеся к самому потолку. В простенках виднелись пластиковые светильники в виде фигурок зверей, словно вылепленные из сияющего воска.

Увидев меня, Майя едва махнула мне рукой и исчезла в глубине апартаментов. Я торопливо прошел через холл, перешагнул порог ее «гнездышка». Из глубины помещения долетало эхо ее каблучков. Я быстро пошел наугад через пространство, искусно разделенное перегородками. Здесь еще не было никакой мебели. Стены — очень светлые, меняющего по гамме кремового оттенка, полы — тоже солнечно — светлые, ясеневые. Еще сильно ощущались не выветрившиеся запахи отделочных материалов — лаков, красок, шпаклевок и грунтовок, но они не раздражали, а были даже по-своему вкусны и свежи.

Не успел я понять, что и где должно было располагаться, как уже оказался на кухне. В отличие от других абсолютно пустых помещений, кухня была полностью укомплектована. Посреди красовалась керамическая жаровня с мощной медной вытяжкой…

Майи и здесь не было. Я обогнул жаровню, в которой едва тлели натуральные угли, направился дальше — на небольшую застекленную лоджию. Через стеклянную дверь я попал на открытую смотровую площадку.

Майя стояла облокотившись на массивный мраморный парапет.

В первый момент меня поразило пространство, в котором я очутился, и я не сразу сообразил, в чем тут дело. Был полдень, и с высоты сорок девятого этажа я, естественно, ожидал увидеть громадную, захватывающую дух панораму Города. Можайское шоссе, Москва-реку, заснеженные пригородные леса. Но ничего этого не было. То есть вообще ничего. Все куда-то пропало. Непосредственно за парапетом начиналось матовое, молочно-белое пространство. Без намека на какие-либо очертания или неравномерности. До того неопределенная, белая и неизмеримая пустота, что зарябило в глазах. Такое впечатление, что пространство вообще перестало существовать, и мы погрузились в небытие. Только минуту спустя я понял что к чему. Это был обыкновенный туман. Или, вернее, сплошное облако, накрывшее Москву и Западный Луч, пока я поднимался наверх.

Погода начала отсыревать еще несколько дней назад, температура ползла к нулю, и стали низкие облака сбиваться в кучу. Находясь внутри Москвы, на ее нижних уровнях, где сияло искусственное освещение, пронзительное, словно в ясный солнечный полдень, я напрочь забыл о том, что происходит снаружи, и таким образом, поднявшись наверх и оказавшись на свежем воздухе в самой гуще сырого тумана и молочных облаков, был застигнут врасплох и введен в заблуждение оптической иллюзией.

— Где ж наша родная авиация? — пошутил я, вглядываясь в пелену. — Хорошо бы немножко разогнать этот кисель! О чем думает Федя Голенищев со своим предвыборным штабом! Каких-нибудь несколько центнеров серебра в агитационных целях. Кстати, и народу было бы веселее митинговать при солнышке.

— А мне нравится этот туман, — вполголоса проговорила Майя. — Как будто вообще ничего нет…