Великий полдень

Бедняга доктор с его отрезанными ушами был лишь незначительным звеном в глобальном развитии событий. Папа нарочно держал меня в неведении и напряжении. Оказывается, на утреннем совещании как раз обсуждалась общая ситуация вокруг Москвы в свете грядущих выборов нового главы государства, а также перераспределение власти и сфер влияния после недавней кончины прежнего правителя. Было очевидно, что заговор против нас существует, и притом изобретательно организованный и масштабный, и его корни уходят Бог знает в какие глубины. Даже Папа не имел полной информации о расстановке сил. Обсуждался доклад экспертов, следователей и аналитиков по ведомству безопасности, которые интерпретировали прошлое и просчитывали ходы на будущее. Это было что то вроде нескончаемой шахматной партии. Более точного сравнения применительно к политическим интригам не найдешь. Однако в отличии от шахматной, в этой партии участвовало не два соперника, а неопределенное их количество. И даже переменное их число. Участники появлялись, исчезали, появлялись вновь, а партия, начатая еще в незапамятные времена, продолжалась.

Теперь я находился в роли зрителя, а точнее невольного соглядатая, — хотя зритель я был не внимательный, а соглядатай и вовсе никудышный. Если уж на то пошло, разбираться в этих хитросплетениях мне вообще было ни к чему. Достаточно, что в глубине души я сознавал себя человеком, который сделал в этой пресловутой шахматной партии первый ход. Так или иначе я был настоящим и единственным творцом ситуации, сочинив и разработав идею Москвы, вокруг которой развернулась вся борьба. Обмолвись я об этом раньше, меня бы сочли сумасшедшим. Впрочем, раньше я и сам этого не понимал.

В самом начале моей работы мне казалось, что успех проекта целиком зависит от того, как я впишусь с ним в текущие события. В поисках вдохновения, я пытался проникнуться настроениями общества и как всякий обыватель считал себя хитрее государства со всеми его идеологиями. Начиная с юношеских увлечений всяческими социальными теориями и нигилистическими доктринами, я прошел все фазы скепсиса и критического отношения к идеологии как таковой. Давным-давно я ничему не верил на слово, не поддавался на агитацию и пропаганду, а к средствам массовой информации относился сугубо прагматически, а именно — пропускал мимо ушей «комментарии» и старался выуживать лишь голые «факты», из которых пытался составить «собственную» картину мира. Подобно нашим старичкам, я со вниманием смотрел телевизор, читал газеты и был уверен, что наблюдаю «реальную политику». К счастью, довольно скоро я понял, что и факты — не факты вовсе, а всего лишь осколки чужих мнений и точек зрения. Спасибо просветившим меня на этот счет Ницше и нашему профессору Белокурову. Последний доходчиво растолковал, что единственная реальность — это политическая воля отдельных индивидуумов, а все прочее, в том числе так называемые «факты», — нихиль, ничто. Я согласился всей душой. И, кажется, не расстался с этим убеждением даже в пору увлечения религией и в момент святого крещения.

Тогда мне еще не открылась суть происходящего, и я полагал, что градостроительные идеи следует разрабатывать с учетом, так сказать, «политических реалий». Я еще не понимал, что моя идея — сама по себе — станет единственной «реалией» и, подчинив себе всю «политику», заложит основы нового мироустройства… Между прочим Альга, подметив в идее Москвы элемент космизма, удивительно точно это почувствовала…

В то же время я чувствовал, что за поучениями и мнениями о. Алексея, иногда до смешного наивными и устаревшими до нафталинности, все же стоит нечто более авторитетное, чем в новейших интеллектуальных построениях… Взять хотя бы евангельскую пропись о том, что любая власть от Бога. Воля волей, но самые гадости и начинаются, когда волю употребляют на то, чтобы низвергнуть существующую власть. Сковырнуть можно болячку, а попробуйте-ка расковырять родинку. Раз уж выпал нам такой редкий и счастливый момент — умер наш старенький правитель естественной смертью, почему бы спокойно не подождать, пока все не образуется само собой и не будет избран наш всенародный кандидат? Может быть, и Москва-то моя возведена как раз для этого нашего нового Богоносца, и с его появлением идея Града приобретет свое полновесное воплощение?.. Я всегда подозревал, что у Папы имелось на этот счет особое мнение. Пожалуй, он сам считал себя рукой Божьей — что именно он, Папа, осуществляет высший божественный замысел, помогая восхождению Феди Голенищева.