Великий поток

Я не могу вспомнить и перечислить всех, с кем я познакомилась и подружилась за эти два месяца, потому что их слишком много. И я продолжаю знакомиться с новыми людьми каждый вечер, когда я пою в ресторане. Я уже привыкла к тому, что после моего выступления различные люди приглашают меня присесть за их столик и угощают вином и другими напитками. Некоторые из них признаются мне в любви, это обычно очень молодые люди, и я их не боюсь, зная, что у них мало денег и едва ли они будут часто появляться в нашем дорогом ресторане. Другие, самоуверенные, наглые и обычно немолодые люди, пытаются меня купить, думая, что в ресторане все продается. С этих я сбиваю спесь насмешкой, а когда они настаивают, я прячусь за влюбленных в меня молодых людей или за моего защитника Авета. Третьи заводят со мной философские разговоры и рассуждают о нашем злосчастном времени, о революции и гибели нашего отечества. Этим просто приятно мое общество, и, разговаривая со мной, они воображают себя красивыми и умными. Мне нравится, когда меня приглашают к столику, где сидят грузинские поэты. Они вежливо переходят со мной на русский язык и читают свои стихи в переводах известных русских поэтов. Я познакомилась с Тицианом Табидзе и Паоло Яшвили, первый очень шумный и горячий, а второй — очень бледный, манерный и томный, и с ними всегда красивые девушки с осиными талиями и целая толпа почитателей.

Каждый вечер я провожу среди подвыпивших людей, которые хотят одного — обмануть себя и забыться, отвлечься от окружающей жизни и от ненадежности временного пристанища, в котором мы все оказались. Меня уже ничто не удивляет и не огорчает — мне весело и смешно, но с окружающими меня людьми я не забываю ни на миг, что нахожусь в клетке со львами. Если я покажу им свой страх — я пропала, меня растерзают на части. И потому я осторожна и внимательна, а когда меня угощают вином, я его только пригубляю, и, если я оживлена и приветлива, мое оживление поверхностное и только для виду, оно не касается той настоящей Светланы, которая ждет встречи с Алексисом — этой Светланой я ни с кем не делюсь, и никто о ней не знает. Я хорошо представляю, как мой Алексис входит в ресторан посреди моего пения, и я первая замечаю его, но сначала заканчиваю петь свой номер и только тогда бегу ему навстречу. Поэтому, когда я пою, я всегда смотрю на дверь и на входящих людей. Среди ресторанной толчеи и взвинченности я чувствую присутствие Алексиса больше, чем в спокойные часы, когда я одна или с Ламарой. Так проходит неделя за неделей, и каждой ночью, когда закрывается ресторан, мой верный покровитель Авет провожает меня домой.

Когда я возвращаюсь, дома обычно все спят, и я стараюсь их не будить. Мои отношения с домашними практически не изменились. Я отдаю маме все деньги, которые получаю от господина Гогуа, и на это мы живем. Кроме того, я стараюсь быть внимательной и даже ласковой в отношениях с домашними. Но при этом существует четкая граница моей внутренней жизни, которую никто не переступает.

Папа начал читать свой курс в консерватории, Тома пошла в местную школу, ее постригли, на нее одели форму, и она, кажется, немного остепенилась. Кока научился читать, и все дни проводит, читая волшебные сказки, нас всех едва ли замечая. Мама смирилась со своей судьбой быть матерью ресторанной певицы, но в рестораны они с папой не ходят, а в тот, где я пою, и подавно. Мы теперь живем недалеко от нашей старой гостиницы, у меня есть моя собственная комната, куда я могу попасть через веранду, не заходя в гостиную и никого не тревожа. Я целыми днями гуляю по городу с новыми друзьями, репетирую или сижу в Городской библиотеке. Павел Петрович с Анной Леопольдовной на прошлой неделе уехали в Париж, а Николай Николаевич, со слов мамы, увлекся новым Магом, который, спасаясь от большевиков, переправился через Великий Кавказский хребет со своими учениками и живет теперь в Тифлисе. Интересно было бы взглянуть на этого Мага хоть одним глазом.

2 ноября

Ночи становятся прохладнее — приближается осень. Сегодня понедельник, я достала свою тетрадку, но долго не могла найти ключ от английского замочка. Слава Богу, ключ оказался у меня в шкатулке. Я становлюсь рассеянной, и это меня тревожит. Вчера в ресторане невысокий человек в феске, за столик которого меня пригласил один из его друзей, посмотрел на меня долгим пронзительным взглядом и сказал на ломаном русском языке: «Вспоминай меня, и не забудешь себя». Его все называют Георгием Петровичем, у него открытое лицо и обветренная кожа, как у тех, кто живет не в городе, а на природе. Я спросила его: «Почему так?», и тогда он помолчал и сказал: «Я буду твой будильник». Потом он добавил: «И сны у тебя успокоятся». Интересно, откуда он знает о моих снах? Никто, кроме этой тетрадки, о них не знает.