Положив ружья на плечи, они пошли дальше. От пещеры, где оставили лошадей, не было пробитой тропинки. Пришлось подыматься, держась за корни, ветви деревьев, дерн, употребив всю силу и ловкость. Этот подъем не только был затруднителен, но и чрезвычайно опасен. Малейший неверный шаг, неуверенное или неловкое положение тела, худо рассчитанное движение, — и путники свалились бы в бездонную пропасть и разбились бы вдребезги. Они взбирались на отвесные кручи, ползли по крутым склонам, словно пресмыкающиеся, упираясь руками и ногами. Один лишь Курумила подымался с такою легкостью и быстротою, что его спутники не могли надивиться и в глубине души завидовали ему. Порой он оборачивался, чтобы ободрить их или подать руку. Так продолжалось около полутора часов. Наконец ульмен остановился.
— Здесь! — сказал он.
Все трое добрались до острой вершины горы, откуда открывался великолепный вид.
Девятая глава. БИТВА В ПРОХОДЕ
Достигнув площадки на вершине горы, дон Тадео и граф просто упали от изнеможения, Курумила дал им время, чтобы перевести дух, и, когда увидел, что они уже оправились от усталости, предложил осмотреться вокруг. Оба оглянулись. Открывшаяся картина поразила их. Внизу тянулось русло высохшей реки с своими огромными гранитными скалами и густой чащей кустов. Не было ни малейшего признака, что в ущелье есть хоть один человек. Казалось, там царило тихое и величественное уединение пустыни.
Немного влево курились два столба пыли, в которых виднелись черные и живые толпы. Это значило, что оба отряда продолжают свой путь на значительном расстоянии друг от друга. В синей дали горизонта виднелась темная полоса моря, сливавшегося с небосклоном.
— Боже! — вскричал восторженно Луи. — Как здесь чудесно!
Дон Тадео, привыкший с детства к подобным чудесам, рассеянно и равнодушно глядел вокруг. Его чело было задумчиво, его взгляд мутен и печален. Он думал о своей любимой дочери, которую предстояло освободить, с тоскою высчитывал, как скоро он увидит ее и сожмет в своих объятиях.
— Долго мы пробудем здесь? — спросил он.
— Сколько потребуется, — отвечал Курумила.
— Как вы называете это место? — с любопытством спросил граф.
— Бледнолицые называют его Corcorado17
, — отвечал ульмен.— Здесь-то вы зажжете условный костер?
— Да! Поспешим же сложить его.
Всё трое принялись собирать сухое дерево, которое валялось повсюду, и сложили на самой открытой площадке костер.
— Теперь, — сказал Курумила, — отдохните до моего прихода и главное не шевелитесь.
— Куда вы, предводитель? — спросил граф.
— Довершить наше дело.
И с этими словами он бросился по крутому спуску и почти мгновенно исчез между деревьями. Оба друга
сели подле костра и нетерпеливо ожидали возвращения предводителя.
Отряд под начальством Жоана между тем приближался к проходу, подражая всем движениям индейцев. Вскоре он был на ружейный выстрел от каньона. Антинагуэль давно заметил его и следил за его продвижением. Несмотря на всю свою хитрость, он не подозревал, что тут есть какая-нибудь ловушка. Он был совершенно уверен, что испанцы не знают об устроенной им засаде. Кто мог уведомить их? Увидя впереди отряда Жоана, которого он узнал с первого взгляда, токи вполне успокоился. Он думал и не видел в этом ничего необычного, что эти индейцы запоздали, так как их тольдерия была на далеком расстоянии от арауканского стана и посланные им гонцы не успели уведомить их вовремя, и вот теперь они спешат присоединиться к своим. Черный Олень, с своей стороны, полагал, что, вероятно, Антинагуэль после их свидания послал за подкреплением. Таким образом, сложилось так, что обманулись оба предводителя.
Жоан смело подвигался вперед. Приблизившись к каньону, он, как было условлено заранее с испанцами, погнал лошадь, так что перед самым входом в ущелье опередил их шагов на шестьдесят. Нимало не медля, он въехал в проход. Едва он успел сделать несколько шагов, как из густых кустов легко спрыгнул вниз индеец и оказался как раз подле всадника. Этим индейцем был сам Антинагуэль.
— Мой сын запоздал, — сказал токи, подозрительно глядя на него.
— Пусть мой отец простит меня, — почтительно отвечал Жоан, — меня известили только ночью, и моя тольдерия далеко.
— Хорошо, — сказал предводитель, — я знаю, что мой сын разумен. Сколько копий с ним?
— Тысяча! — отвечал Жоан.
Читатель видит, что Жоан храбро удвоил число воинов, но так приказал ему Курумила.
— О, о! — радостно воскликнул токи. — С таким числом можно запоздать.
— Мой отец знает, что я предан ему, — лицемерно отвечал индеец.
— Я знаю это, мой сын храбрый воин. Видел ли он гуинков?
— Я видел их.
— Далеко ли они?
— Нет, они приближаются, меньше чем через час они будут здесь.
— Так нечего терять ни минуты. Мой сын станет в засаду по обе стороны прохода, близ того места, где сожжен кактус.
— Хорошо, я исполню это, пусть мой отец положится на меня.