Великий предводитель аукасов

В это время отряд мнимых индейцев достиг входа в ущелье и вошел смело в самый проход по примеру своего предводителя. Обстоятельства были самые критические. Малейшее замешательство со стороны испанцев открыло бы обман и погубило бы их всех.

— Пусть мой сын торопится, — сказал Антинагуэль и с этими словами скрылся в кустах.

Жоан и его отряд пустились рысью. За ними следили полторы тысячи человек, скрытых в зелени, которые при малейшем подозрении или неверном движении не оставили бы ни одного из них в живых. Требовалось необычайное благоразумие. Жоан, прежде чем спешить свой отряд и спрятать лошадей в излуке, образованной поворотом речного русла, разделил его на две группы, проделав это с величайшим спокойствием и самым непринужденным видом. Одно это могло изгладить малейший след и подозрения, если бы токи случайно возымел его. Через десять минут в проходе все было так же спокойно, как прежде. Жоан едва успел сделать несколько шагов в кустах, чтоб оглядеть занимаемое им место, как кто-то положил ему руку на плечо. Он оглянулся и вздрогнул. Перед ним стоял Курумила.

— Хорошо, — сказал он тихо, словно дунул чуть-чуть ветерок. — Мой сын верен, пусть он со своим отрядом следует за мною.

Жоан кивнул. С величайшею осторожностью и в совершенном молчании пятьсот человек стали подыматься по скалам. Курумила распределил их так, что они двойной линией окружили место, где стояли отборные воины Антинагуэля. Это окружение тем легче было выполнить, что у токи не было ни малейшего подозрения в том, что его могли обмануть. Поэтому он не обращал внимания на происходящее вокруг, но пристально следил за отрядом дона Грегорио, который показался вдали. Пятьсот человек из отряда Жоана, взобравшиеся по стене ущелья, были разделены на две части. Одна заняла позицию выше Черного Оленя, другая, отборная сотня, притаилась дальше, готовая при первой необходимости ударить на врагов сбоку.

Устроив все это, Курумила тотчас же оставил Жоана и поспешил к товарищам, ждавшим его на Горбе.

— Наконец-то! — воскликнули те, увидя его.

— Я начинал уже бояться, не случилось ли с вами какого-нибудь несчастия, предводитель, — сказал граф.

Курумила усмехнулся.

— Все готово, — сказал он, — и бледнолицые могут войти в ущелье.

— Думаете ли вы, что ваш план удался? — с беспокойством сказал дон Тадео.

— Надеюсь, — отвечал индеец. — Но один Пиллиан знает, что случится.

— Правда. Что ж теперь станем делать?

— Зажжем костер и в путь.

— Как? А наши друзья?

— Они не нуждаются в нас. Мы же пустимся на поиски молодой девушки.

— Дай Бог, чтоб нам удалось спасти ее!

— Пиллиан всемогущ, — отвечал Курумила, вынимая из-за пояса огниво и выбивая огонь.

— О, мы спасем ее! — вскричал Луи, полный одушевления.

Курумила зажег немного скрученных ниток, служивших ему трутом и сохранившихся в роге, сгреб ногами кучу сухих листьев, положил под них трут и стал раздувать его изо всех сил. Сухие листья, полусожженные солнцем, скоро вспыхнули. Курумила прибавил еще несколько и подложил сухих сучьев, которые почти тотчас же загорелись. Предводитель переложил тогда ветви на костер, и огонь, оживленный ветром, сильно дувшим на вершине, стал быстро распространяться, и скоро густой столб дыма поднялся к небу.

— Хорошо, — сказал Курумила своим спутникам, жадно глядевшим в долину, — они заметили сигнал, мы можем отправиться.

— Не медля ни минуты! — нетерпеливо воскликнул граф.

— Идем, — сказал дон Тадео.

И все трое скрылись в обширном девственном лесу, покрывавшем склоны горы, оставив позади себя этот дымящийся маяк, предвестник смерти и разрушения.

Дон Грегорио, боясь слишком вперед подвинуть войско, прежде чем увидит условный сигнал, велел остановиться в долине. Он видел всю опасность своего положения. Он знал, что ему придется выдержать сильную битву, но хотел, чтобы было сделано все для успеха, чтобы в случае, если ему придется пасть в битве, его честь и память о нем остались бы безупречными.

— Генерал, — сказал он, обращаясь к Корнехо, который вместе с сенатором был подле него, — вы храбрый, неустрашимый воин, я не скрою от вас, что наше положение опасно.

— О, о! — сказал генерал, шевеля усами и насмешливо взглянув на сенатора дона Рамона, который побледнел при этом неожиданном известии. — Объясните мне, дон Грегорио, в чем дело?

— Дело очень простое, — отвечал тот, — индейцы засели в ущелье.

— О, негодяи! Да они нас уничтожат, — сказал спокойно генерал.

— Это чертовская западня! — вскричал совершенно струсивший сенатор.

— Конечно, западня, — отвечал генерал, — кто ж в этом сомневается? Впрочем, — насмешливо прибавил он, — вы в этом сами скоро убедитесь и после расскажете мне, если только уцелеете, что весьма сомнительно.

— Но я вовсе не намерен лезть в этот капкан! — вскричал дон Рамон вне себя от страха. — Какой я, к черту, солдат! Я не хочу.

— Ба! Вы будете драться в качестве любителя, и это будет весьма любезно с вашей стороны, со стороны человека, к такому непривычного.

— Сеньор, — холодно сказал дон Грегорио сенатору, — тем хуже для вас. Если б вы спокойно сидели в Сант-Яго, то не попали бы в подобную передрягу.