Великий притворщик. Миссия под прикрытием, которая изменила наше представление о безумии

В переписке они обменивались пассивно-агрессивными атаками с неизменным оттенком любезности – каждый заканчивал свое послание словами «С уважением» (Розенхан) или «Искренне ваш» (Спитцер). Спитцер неоднократно просил предоставить ему доступ к материалам других псевдопациентов, но Розенхан обходил эту тему стороной, так как документы содержат конфиденциальную информацию. Когда Спитцер не убрал утверждение о том, что Розенхан «отказывается идентифицировать» больницы, Розенхан принялся защищаться. «[Это] значит, мне есть что скрывать. Вы знаете, что это не тот случай. Из-за неверной интерпретации моего исследования появились утверждения, что все психиатры и больницы некомпетентны, и я обязан защищать свои источники», – писал Розенхан. (После публикации Розенхан стал иногда отвечать на резкую критику, преуменьшая значение некоторых выводов своей статьи. «Позвольте мне внести ясность, – писал он в ответном письме своим критикам, опубликованном в журнале “Science”, – что теория, лежащая в основе работы, и сам доклад не поддерживают обливание грязью системы психиатрической помощи».)

Спитцер подверг оргонный аккумулятор ряду экспериментов и обнаружил, что эта коробка была ничем, кроме коробки.

А затем Розенхан сам перешел в наступление: «Я предлагаю вам несколько замечаний о вашей собственной работе, выдержанных в том же духе. И в названии, и в аннотации есть фраза “лженаука в науке”. Эта фраза излишне уничижительна. Что такое лженаука, если не открытия, с которыми кто-то не согласен? Есть ли в науке, на ваш взгляд, конкретный метод или гарантия конкретных результатов? Учитывая то, что вы согласны с некоторыми выводами, должны быть и другие способы показать, что вы не согласны с отдельными методами и интерпретациями, не ступая на столь тонкий лед. “Логика в ремиссии”, также в названии и в аннотации, – это личное замечание. Ваш аргумент может быть значительно усилен, если вы обратите его к работе (ведь это ее логика, по вашему мнению, ошибочна), а не к ее автору».

Спитцер ответил собственными критическими замечаниями и в упор не замечал статистическую интерпретацию данных Розенхана. «Похоже, нам остается лишь надеяться, что наши письма друг другу станут намного короче», – съязвил Спитцер.

С этого момента ответы Розенхана стали самыми злобными из всех, что я видела; он практически плевался. Розенхан обратился за советом к Лорену Мошеру (основателю «Сотерии») и даже попросил руководителя больницы Хаверфорда Джека Кременса обратиться от его имени к Спитцеру, чтобы убедить того не публиковать критику. Он аргументировал это тем, что критика нанесет ненужное пятно репутации больницы. Розенхан добавил: «Теперь у вас есть подтверждение от меня и от руководителя больницы (который организовал мою госпитализацию), что мое пребывание там было частью учебного упражнения и не имело ничего общего с самим исследованием».

Стоп, стоп, стоп.

Больница Хаверфорда не имела никакого отношения к его исследованию? Просто учебное упражнение? Конечно, все могло начаться именно так, но Розенхан не мог обоснованно утверждать, что он не включил свою госпитализацию в Хаверфорде в «Психически здоровых на месте сумасшедших». Большая часть (если не все) описанных в исследовании событий связаны именно с госпитализацией Розенхана. Когда пациент подходит к псевдопациенту и говорит: «Ты не сумасшедший. Ты журналист или профессор. Ты проверяешь больницу» – это дословно взято из записей Розенхана в отделении. Розенхан был единственным, кто наблюдал, как медсестра поправляла перед пациентами свой лифчик. Он даже приводит прямую цитату из медицинской карты, написанной доктором Бартлеттом, тем самым доктором, что его госпитализировал. Как Розенхан мог сказать, что больница Хаверфорда была лишь пробным запуском?

Откровенная ложь. И Розенхан это понимал.

Розенхан это понимал, и Спитцер тоже. Искатель правды сумел получить доступ к медицинским записям Розенхана – к тем самым страницам, которые удалось найти мне. Страницам, которые я сейчас держу в руках.

19 «Все прочие вопросы следуют потом»

Момент озарения в терапии – это стадия осознания, когда внезапно приходит ясность и подавленные чувства выходят на первый план и встают на свои места. Роберт Спитцер преподнес это мне сквозь четыре десятилетия.

Я углубилась в медицинские записи. Бегло просмотрев их, я увидела подтверждение статьи Розенхана: там был указан псевдоним Дэвид Лури; точное количество дней, проведенных им в больнице (хотя я заметила, что иногда он преувеличивал это число в зависимости от аудитории); диагнозы: «шизофрения шизоаффективного типа», а потом – «параноидальная шизофрения в ремиссии». Это соответствовало его опубликованной статье. Все проверено.

Но, как выяснил Спитцер, это не так.