Великий редактор

У кого-то ножи уже блеснули острием. С разных сторон слышались приглушенные крики. Чья-то боль была похожа на зов чайки, а чья-то – на плач медведя. Слева от Антона раздался рык и чавканье: молодой парень решил не дожидаться ножа и зубами раздирал подушечку на ладони – почти безуспешно. Он содрал верхний слой кожи, под которой показалось розоватое мясо. Но кровь так и не полилась. Антон был заворожен усердностью и упорностью этого парня. Такие редактора точно нужны рынку. А в глубине зала одна из его соседок по столу раздвигала ножом кожу на запястье по дорожке старых шрамов.

Где-то у двери послышалось приглушенное охающим хором возмущение: «Я не могу. Не хочу в этом участвовать. И перестаньте твердить про штраф. Я вижу Дмитрия. С ним ничего не произошло. Стоит на сцене, улыбается. Если вы будете удерживать меня силой, мне придется обратиться в полицию». Антон не мог разглядеть, кто там, но, вроде, это тот, с кем он сидел за столом и не успел обменяться даже парой фраз. Судя по тихому скрипу, дверь все-таки приоткрыли, но ровно настолько, чтобы этот грузный мужчина мог за нее просочиться.

– Антон! Мы будем великими редакторами! – отвлекла от действия Таня, улыбаясь во весь рот. Она уже поднесла кончик ножа к мягкой, розоватой подушечке на левой ладони. Кожа так натянулась, что, казалось, должен был раздаться громкий хлопок и треск от прикосновения ножа. Но ничего не произошло, только красные жемчужины крови проступили над порезом. Таня не стала вытирать руку, дала крови спокойно течь. У сцены люди сдавливали свои свежие раны, прищипывали их, чтобы слить как можно больше крови. А потом обнимались, гладили друг друга по щекам и лбам и обменивались счастливыми, влажными, а иногда и кровавыми поцелуями. Одежда редакторов и копирайтеров покрывалась бордовыми метками.

Могли ли люди стать еще ближе, чем сейчас?

Антону было страшно. Он очень боялся боли с самого детства. Настолько, что пока ровесники радостно учились кататься на велосипедах и роликах, он сидел на лавочке, ведь так он точно не получил бы травму. Мимо него прошло все: от футбола до сноубординга.

Но еще больше он боялся упустить возможность. Десятки людей вокруг – его потенциальные коллеги и конкуренты – уже наполняли чашу. Они показали, на что готовы ради величия. Ради профессионального и карьерного роста. Ради Слова. Ему нужно просто сделать маленький надрез. И надеяться, что никто, использовавший этот нож, не заражен смертельной болезнью. Антон уже стольким пожертвовал ради этого диплома. Сном, отношениями, дружбой. Всем, что было невозможно совместить с работой и учебой. И осталось совсем чуть-чуть. Сделать шаг веры. Шаг преданности. Шаг навстречу Мечте.

– Мы будем великими редакторами! – согласился Антон и проткнул подушечку указательного пальца кончиком ножа. Он пытался представить комара, который по странному и внезапному стечению обстоятельств не нашел более удобного и аппетитного места. Но оказалось намного больнее. Густая багряная кровь неуверенно выступила над кожей. Ни капли не должно пролиться впустую. Он сунул кому-то из толпы нож и схватил Таню за запястье освободившейся рукой. У сцены их кровь слилась с кровью других студентов.

Когда поток людей иссяк, Василий Михайлов приобнял Дмитрия, который все еще стоял на сцене, и достал нож. Тем же спокойным и уверенным голосом, которым читал лекции, Василий сказал:

– Теперь пришла моя очередь.

И его услышали все в зале. И поняли…

Клинок блеснул в свете прожекторов. Из горла провинившегося шеф-редактора потекла кровь. Его пустые глаза еще какое-то время нервно дергались. Он будто пытался найти поддержку или последнее утешение. Кто-то из кураторов поднес сосуд, чтобы собрать всю кровь. Которая была ярче и текла быстрее, чем в порезах на руках. Она была живой.

Василий Михайлов отстранился от бывшего студента, и тот рухнул на сцену, а кровь продолжила стекать теперь уже бесполезным потоком.

– Теперь мы все едины! Как буквы в словах. Как предложения в тексте. Мы – больше, чем каждый из нас. Таланта больше. Возможностей больше. Да здравствует Слово! Да здравствует Редактура! Да здравствует Сила!

– Да здравствует Сила, – вторила толпа.

В зале зажегся свет, и кураторы открыли тяжелые двери. Часы в холле санатория показывали далеко за полночь.

Антон проснулся от яркого солнечного света. Простыня сбилась на пол, а подушка пропиталась вонючим потом. Голова налилась свинцом, но нужно было подняться. Соседи уже встали и даже собрали свои вещи. Они весело перешучивались о работе. Антон оглядел себя и радостно отметил, что одет был в чистую одежду, а сумку с вечера заблаговременно собрал. Даже болезнь не отразилась на его дальновидность.

Мысль о том, что все происходящее – сон, подарила ему сил добраться до автобуса. А там можно было снова провалиться в забытье. Пусть даже столь же ужасное. Может быть, все это было лишь отражением его переживаний из-за курса, из-за окружающих людей? Фанатиков и безумцев, которые от многого отказались ради учебы у Василия Михайлова. Людей типа него самого.