Великий Рузвельт

Еще одним поводом для интенсификации нападок на внутреннюю и внешнюю политику Рузвельта явилось вступление советских войск на территорию Польши после победоносного завершения Белорусской операции в июне – августе 1944 г. и образование Польского комитета национального освобождения. Негативная позиция, занятая Рузвельтом в ответ на настойчивые усилия лоббистов польского эмигрантского правительства в Лондоне связать ему руки обещанием поддержать притязания лондонской группировки, не осталась незамеченной. Президент не имел намерения встречаться с премьером эмигрантского правительства Миколайчиком, и только соображения, связанные с желанием обеспечить поддержку в год выборов польской этнической группы американских избирателей заставили его переменить решение {81}. Но оппозиция посчитала этот символический жест явно недостаточным. Открыто заговорили об ответственности правительства США за недопущение создания «советской империи» в Восточной Европе. Хотя президент не разделял полностью этой оценки советской политики и в целом подходил к поискам путей решения польского вопроса на основе достигнутых в Тегеране устных договоренностей {82}, тем не менее он счел для себя невозможным оставить без внимания затеянную его противниками шумную пропагандистскую акцию. Ее целью было представить Рузвельта политиком с замашками монарха, утратившим чувство ответственности перед нацией, проявляющим постоянно некомпетентность, отсутствие твердости в контактах со Сталиным и пренебрежение интересами больших этнических групп американского электората.

Успех уникальной по своим масштабам операции – высадки союзников в Северной Франции 6 июня 1944 г. вызвал не только прилив энтузиазма в странах антигитлеровской коалиции (открытие второго фронта сулило сокращение сроков войны), но и новую активизацию тех сил в правящем классе США, которые мечтали закончить войну «американским миром» и готовы были пойти на сговор с гитлеровцами на общей платформе борьбы с «мировым коммунизмом». Часть командного состава армии и военно-морского флота США лелеяла надежду, что операция «Оверлорд» будет прелюдией к глобальной акции, результатом которой станет утверждение американского военного превосходства повсюду и в Европе в первую очередь. Поведение американской дипломатии и деятельность спецслужб все более начинали отражать нарастание этих настроений, основанных на представлениях о превосходстве американской мощи и на планах достижения доминирующего положения США в мире.

2-я Квебекская конференция Рузвельта и Черчилля (11–16 сентября 1944 г.), состоявшаяся накануне президентских выборов, на этом особом внутреннем фоне выглядела как уступка силам, заинтересованным в дистанцировании от «коммунистического» союзника и демонстративное проявление англо-саксонской солидарности. И в ходе подготовки конференции, и в процессе последующего информирования о ней Москвы не было ни грана той открытости, которую обещали друг другу лидеры держав в Тегеране. Достаточно сказать, что, несмотря на неоспоримое право СССР на участие в решении германского вопроса, его рассмотрение на Квебекской конференции проходило даже без уведомления советской стороны, что являлось нарушением союзнического долга. О принятых в Квебеке соглашениях по политическим вопросам советское правительство не получило от правительства США и Великобритании фактически никакой информации. Более того, злополучная «памятная записка», родившаяся в результате обсуждения 18 и 19 сентября 1944 г. в Гайд-Парке (штат Нью-Йорк) Рузвельтом и Черчиллем вопроса о будущем атомном оружии, предусматривала сохранение в строжайшем секрете от Советского Союза любой информации о ведущихся работах по атомному проекту. Американский историк Уоррен Кимболл отмечает, что весь ход работы конференции и ее решения были пронизаны близкой сердцу Черчилля идеей англо-американского союза и англо-американской гегемонии в мире {83}.