Великий Север. Хроники Паэтты. Книга VII

Линд обрабатывал Брума с тщательностью, с какой палатийский колон обрабатывает свою скупую на урожай землю. Сперва нужно было вспахать это необъятное поле лени и страха, затем — выбрать все камни сомнений, а уж после — вспушить землю бороной тщеславия и многообещающих посулов. И только тогда можно будет засеять зёрна его плана. И Линд взялся за дело с большим усердием, потому что он твёрдо решил бежать, но уйти одному ему было страшно.

Брум далеко не сразу понял, что его младший приятель не шутит. Поначалу он весьма легкомысленно относился к тем полунамёкам, разговорам вскользь, странным вопросам. А когда наконец осознал, то испугался по-настоящему. Но от Линда уже нельзя было отделаться, как трудно оторвать вцепившегося клеща.

— Подумай сам, — увещевал Линд перетрусившегося тюфяка. — Тебе уже восемнадцать. Пройдёт ещё несколько лет, и ты превратишься в копию своего отца. Ты будешь настолько взрослым, что тебе просто не захочется уже больше ничего. И что тогда — проведёшь остаток жизни в этой усадьбе?

— Я бы с радостью, — вздохнул Брум. — А что в этом плохого?

— Что плохого??? — взорвался Линд. — А что хорошего? Что хорошего в том, чтобы похоронить себя заживо на этом краю мира? Какую пользу ты можешь принести, сидя тут? Какую память о себе сможешь оставить? А если ты умрёшь, и мир этого даже не заметит — тогда зачем вообще было жить?

— Необязательно быть военным, чтобы тебя запомнили, — проворчал задетый за живое Брум. — Мой отец никогда не служил в армии, но его будут помнить!

Сардоническая ухмылка пробежала по лицу Линда, но он сдержался и промолчал. А добряк-Брум быстро отвернулся, хотя его так и подмывало спросить, что же такого великого совершил барон Ворлад? Но разговор, конечно, на этом заглох — трудно было простить эту язвительную гримасу.

В другой раз они заговорили о деньгах.

— В Кидуе даже обычный работяга за день зарабатывает больше, чем местные могут увидеть даже за неделю! — безапелляционно заявил Линд.

У него была такая привычка — он частенько делал совершенно нелепые заявления, которые, даже несмотря на то, что их нельзя было проверить, звучали с очевидной абсурдностью. Ему казалось, что подобная «эрудированность» добавляет ему веса, делает старше. На самом же деле звучало это смешно, и будь собеседниками юноши кто-то поумнее Брума и Динди, его просто подняли бы на смех.

— Так там и стоит всё дороже, поди… — тут же парировал Брум.

— С чего бы это? — презрительно фыркнул Линд. — Туда ведь весь товар свозится со всей империи, а уж затем его развозят в глушь вроде этой. Так что, приятель, там всё куда дешевле, чем тут! Если есть голова — в Кидуе можно за год разбогатеть! Особенно если устроиться в хороший легион — там ведь и жалование платят немалое, да ещё и живёшь полностью за государственный счёт!

— Так, поди, легионеру-то и деньги ни к чему, — глубокомысленно почесав выпяченную слюнявую губу, проговорил Брум.

— Да как же это — ни к чему? Представь, старик: за три-пять лет службы ты вполне накопишь столько, что сможешь купить имение вроде этого! А? Что скажешь? Пять лет службы — и затем сможешь до конца жизни лежать на зелёном лужку под цветущими яблонями и любоваться закатом!

— А точно ли? — спросил Брум, но Линд заметил, что взгляд его оживился.

— Армия — золотая жила! — авторитетно заявил Линд. — Взгляни на моего отца — у него столько денег, что он, наверное, смог бы купить Тавер целиком!

Эта нелепица была высказана столь убеждённым тоном, что простодушный Бруматт даже не подумал засомневаться.

— Но почему сейчас? — тем не менее, не сдавался он. — Подожди ещё годик, и отец отпустит тебя.

— Тебе не понять… — замотал головой Линд. — Если бы ты мог осознать, что такое — потерять целый год… Представь, что тебе дали пятьдесят рехт. А ты взял, и просто выбросил одну из них в море — ведь всё равно ещё много останется!.. Я не могу ждать, старик, ведь это — мои лучшие годы! Именно их нужно прожить полно и ярко, а этот мутный сон оставим на потом, когда станем дряхлыми стариками!

— Но мы всю жизнь провели здесь… И толком-то не были в городе никогда! Даже в Тавере, что уж говорить о Кидуе! Ты сможешь там жить вообще? Да и где взять денег на дорогу и первое время?

— Ты же помнишь, что я родился в Кидуе? — надменно поинтересовался Линд так, словно этот сомнительный факт делал все переживания друга нелепыми. — Уж поверь, в столице мы будем своими, и будем жить без проблем. А что касается денег — то это совсем не проблема. Я могу достать столько, сколько нужно, даже больше! Давай, старик, решайся! Учти, я всё равно уйду — с тобой или без тебя. Для тебя это — шанс выбраться в люди. Уверен, что хочешь его упустить?

Линд блефовал — вряд ли он решился бы уйти один. Несмотря на всю браваду и действительное отвращение, которое он начал уже питать к этому месту, в глубине души он очень боялся. Но его подростковый максимализм и наивная вера в собственную исключительность толкали его вперёд.