Великий Сибирский Ледяной поход

8 февраля 1920 года. Сегодня в 8 часов утра поручик Ландышев, командир взвода шести орудий, открыл по Иркутску огонь. Не прошло и 15 минут, как показалась цепь чехов. К генералу Войцеховскому приехал чех-офицер и заявил, что генерал Сыровой дал им приказ: «Если мы не прекратим огонь, наступать на нас». Батарее было приказано прекратить огонь. Получен приказ выступать в 3 часа ночи.

9 февраля. Станция Михалево Забайкальской ж. д. 23 версты от Иркутска. Выступили в 3 часа, у моста через реку Иркут взяли вправо, проехали две-три версты, свернули в лес, идем без дороги на деревню Решоты. Кони идут тихо, часты поломки саней. В Решотах сделали небольшой привал. Дальше пошли к Иркутску и через два часа были в деревушке Царь-Девица, 5 верст от Иркутска. В Царь-Девице не останавливались. Красные, занимавшие деревню Лисиху, открыли из орудий огонь. Один из снарядов упал недалеко, но никто не пострадал. К вечеру были в Михалеве. Меня знобит. Пришедший врач смерил температуру – 40, сказал, что нужна диета.

10 февраля 1920 года. Село Лиственечное на берегу Байкала. Сегодня сделали 28 верст по тракту и под вечер были в Лиственечном. Я приказал завезти меня в мой дом, он оказался занятым генералом Сахаровым, и, когда я вошел в переднюю, солдат не хотел меня пустить. Разыгралась забавная сцена – я ему сказал, что это мой собственный дом, а он повторял, что дом отведен генералу Сахарову. На наш разговор вышел генерал Сахаров, а из другой комнаты мама. «Что Вам нужно, поручик?» – «А вот, – говорю, – Ваше Превосходительство, это мой собственный дом, а меня не впускают». Мама стояла молча, а затем, узнав меня, бросилась с криком: «Дима, родной мой!» Генерал Сахаров распорядился очистить для меня комнату. Мама суетилась, плакала и улыбалась сквозь слезы. Приготовили ванну, вымылся, переоделся. Мама просила меня остаться здесь. Вечером пришли знакомые, тоже просили остаться, говорили, что укроют меня, а там будет видно. Выздоровеете, отправим за Байкал. На все уговоры я заявил, что иду с моим дивизионом. Мама начала готовить в дорогу гуся, куриц, варенья и даже не забыла про табак. Я оставил маме все ненужные мне вещи.

Взял только отцовскую офицерскую шашку. Просил сжечь все мои рубахи.

Ночью меня разбудил вестовой поручика Лаврентьева с запиской. Он болен тифом, отморозил ноги и остается в ж. д. больнице. Просит сделать документы на имя солдата. Я приказал Мусихину написать удостоверение, поставил печать и подписал за ком. дивизиона. Мусихин доложил, что выступление назначено на 2 часа ночи, что прямой дороги на Мысовую нет и части идут на Голоустинское 42 версты, а затем пересекают Байкал, идя на Мысовую 67 верст. Я лег отдохнуть и скоро уснул.

11 февраля 1920 года. Станция Мысовая. В 2 часа ночи меня разбудили мама и Мусихин, который доложил, что дивизион готов к выступлению. Мама плакала как по покойнику. Обещал ей писать. Зять принес мне хорошие катанки. Мама дала продуктов для солдат. Перецеловался со всеми, уселся в кошевую, и Мусихин тронул лошадей. Мама долго шла около саней и, наконец, отстала. Тяжело было на душе. Остаться здесь я не мог – меня здесь все знали. Лучше было ехать. Когда подъехали к дивизиону, он спускался на лед. Кони шли быстро. Дорогой я уснул, проснулся в селе Голоустинском. Здесь стояли три часа и под вечер выступили на Мысовую, 67 верст по Байкалу. Дул ветер, лед был чистый, некованые лошади падали и оставались лежать на льду. Ехали всю ночь и в 12 часов дня 11 февраля прибыли в Мысовую. В Мысовой стояло несколько эшелонов с чехами и стояла японская часть. На станции чистота, караул несут японские солдаты, маленькие, опрятные, в громадных меховых шапках, они производили приятное впечатление. Встретил знакомого, который угостил меня папиросой. На мой вопрос, где можно купить папирос, он ответил, что в чешском эшелоне можно купить папиросы и сахар. Когда я вошел в вагон-теплушку, то был поражен, увидев хорошую мебель, диван, кресла…

17 февраля 1920 года. Верхнеудинск. В Мысовой стояли два дня, а затем походным порядком пошли в Верхнеудинск. Из Мысовой выступили рано, ночевали в Большереченской, утром тронулись дальше. Впереди шли строевые части, а сзади обоз с больными и имуществом. В 10 часов утра обоз Уральской группы был обстрелян из села Кабанск ружейным огнем. Обоз остановился, и часть его бросилась назад. Енисейская казачья бригада[99], оказавшаяся близко, выбросила перед обозом цепь и пошла наступать на Кабанск. Когда путь был свободен, мы быстро двинулись в Кабанск. На церковной площади лежали убитые красные. Проехали деревню Нюки и поздно ночью добрались до села Брянского, где стояли наши части. Нам отвели квартиру в доме машиниста, было тесно, но хозяева оказались радушны. Я чувствую себя скверно – приступ возвратного тифа… Утром тронулись, в 7 часов, было уже светло. Вечером были у железнодорожного моста через Селенгу. Пришли в станицу Заудинскую, предместье города Верхнеудинска.