Великий Сталин

Молотов в завершение своей речи провозгласил – думаю, не случайно, здравицу в честь не Сталина, а КПСС.

Маленков – без задней, конечно, мысли, сказал Сталину «прощай».

А Берия – не в противопоставление словам выступавшего перед ним Маленкова, конечно, а в силу движения души показал, что Сталин остается для него живым уже потому, что живо его дело, которое надо всем сообща продолжать и довести до победного конца.

Сталин над гробом Ленина произнёс яркую речь и дал вдохновенную клятву. Это было время ранней молодости страны, время, когда в её будущее не верили очень многие как в России, так и – ещё больше – за её пределами. Произнося любые слова, Сталин отвечал за них прежде всего перед тем народом, руководить которым теперь предстояло ему, и международное значение клятвы Сталина, говоря по совести, было тогда не первостепенным. Слишком многие тогда были уверены, что имеют право зубоскалить – мол, мало ли что там этот большевичок в своей Совдепии наговорит…

Каждое же слово, прозвучавшее в речах над гробом Сталина – главы второй державы мира, уверенно идущей к роли первой державы мира, внимательнейшим образом должны были изучать во всём мире. Это понимали все, понимал и Берия. Поэтому даже самый искренний пафос в траурных речах вряд ли был бы уместен… Страна уже вступила в пору зрелости, и речи её лидеров могли быть и должны были быть сдержанными и весомыми во всех случаях, а на похоронах Сталина – тем более!

Возможно, и поэтому речь Берии внешне не была насыщена эмоциями. Однако это была – в отличие от речей Маленкова и Молотова – серьёзная программная речь, не только уместная на таких похоронах, как сталинские, но даже на них необходимая!

Ведь в те дни вся страна спрашивала себя: «Как жить без Сталина?» И речь Берии отвечала на этот вопрос в свойственной Берии манере чётко и конкретно: жить, работая и видя впереди ясную и вдохновляющую на дела цель!

И это тоже была клятва ученика над гробом Учителя.

После Берии выступил Молотов, а затем Хрущёв траурный митинг закрыл. Маленков, Берия, Молотов, Ворошилов, Хрущёв, Булганин, Каганович и Микоян спустились с трибуны к гробу Сталина и внесли его в Мавзолей.

Затем они возвратились на трибуну. Куранты отбили полдень. И в это время раздались первые залпы тридцатикратного артиллерийского салюта и послышались гудки заводов, длившиеся три минуты.

День был холодный и хмурый – под стать настроению собравшихся. Одни стояли на Мавзолее, другие – на брусчатке Красной площади, но думали в тот момент все об одном: «Что же там – впереди?»

Отгремел салют, отгудели гудки. По Красной площади чеканным парадным шагом прошли воинские подразделения, а в небе над ней пролетел строй самолетов. Похороны Сталина закончились. Опустела трибуна Мавзолея, теперь уже Ленина – Сталина. С площади медленно расходились люди.

Жизнь продолжалась.

Но что же было там, впереди, в перспективе ближней, средне– и долгосрочной?

И что же всё-таки произошло в Москве со Сталиным в дни с 28 февраля по 5 марта?

Глава восемнадцатая «Звёздные» маршруты заговора века…

Упоминавшаяся мной книга Ивана Чигирина интересна всем, но особо ценна приводимым в ней дневником болезни Сталина. Причём Чигирин убеждён в насильственном характере смерти Сталина и полной непричастности к ней Берии.

Самые же интересные страницы книги известного читателю Николая Добрюхи «Как убивали Сталина» – с 348 по 369, где приведены выписки из журнала врачей, лечивших Сталина со 2 по 5 марта 1953 года, данные анализа крови, сделанные в эти дни, и упоминается акт о вскрытии тела.

Добрюха уведомляет читателей, что он-де старался выбрать самые важные места из той кипы секретных бумаг, в которую, как он пишет, «по указанию властвовавшего тогда министра МВД Берии было свалено всё, что писалось в те страшные часы…»

Николай НАД написал об этом так, как будто обвинил Берию в чём-то… Однако этим свидетельством он его невольно обеляет, убедительно доказывая непричастность Берии к убийству Сталина!

Ведь преступник, напротив, сделал бы всё, чтобы эта кипа документов была как можно более тонкой, а то и вообще как-нибудь затерялась. Берия же приказал сохранять все, включая черновики, благодаря чему Добрюха и смог установить факт многочисленного переписывания медицинских документов и несоответствия окончательных вариантов черновикам.

Что же до самих документов, то я не буду приводить здесь из них ни одной строчки, лишь сообщив читателю, что они – по моему убеждению – подлинны и в качестве таковых действительно переводят версию о намеренном отравлении Сталина в разряд исторического факта.

Цитировать документы я не буду – это мало что прибавит к пониманию тех дней читателями, если не считать, что среди них могут оказаться профессиональные медицинские эксперты. К тому же Н. Добрюха приводит осторожные, но не отвергающие факт отравления мнения главного токсиколога Москвы Ю.Н. Остапенко и главного судебно-медицинского эксперта Москвы В. Жарова.

Итак, Сталин был убит.

Отравлен.