Великий Сталин

«Наша партия опирается на два класса и поэтому возможна её неустойчивость и неизбежно её падение, если бы между этими двумя классами не могло состояться соглашение… На этот случай принимать те или иные меры, вообще рассуждать об устойчивости нашего ЦК бесполезно. Никакие меры в этом случае не окажутся способными предупредить раскол <…>

Я думаю, что основным в вопросе устойчивости с этой точки зрения являются такие члены ЦК, как Сталин и Троцкий.

Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью».

Через некоторое время – уже 4 января 1923 года – Ленин продиктовал ещё более знаменитое дополнение к предыдущей диктовке, где о Сталине было сказано так:

«Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общении между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места (Генерального секретаря ЦК. – С.К.) и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличался бы от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д.».

Пожалуй, Ленин тут был к Сталину не очень справедлив – на позицию Владимира Ильича повлиял, надо полагать, известный конфликт, когда Сталин сделал выговор Крупской за нарушения утвержденного в ЦК режима лечения Ленина, исключающего его ознакомление с политическими документами и т. п. Но для Сталина вряд ли было очень существенным то, насколько Ленин был к нему справедлив или несправедлив. Как любой самокритичный человек, Сталин вряд ли задавался этим вопросом. Скорее его могло волновать иное: «Что же такое есть у меня в характере, что Ильич счел возможным сказать об этом публично?» И, как я догадываюсь, эта мысль, укоренившись в душе Сталина, год за годом помогала ему быть сдержанным и некапризным в самых острых ситуациях.

Если ориентироваться не на антисталинские мифы, а на объективные мемуарные свидетельства и на документы, в том числе и на стенограммы, фиксирующие реакцию Сталина на те или иные речи, и т. д., то не так уж и сложно понять, что Сталин был не нетерпим, как в этом уверяют его недоброжелатели, а, напротив, терпим. Да, представьте себе, он был явно терпим к проступкам и даже серьёзным грехам товарищей, если надеялся на то, что товарищи выправятся. Бил он только неисправимых, и то не сразу. Но уж если бил, то – крепко.

Однако без унижения человеческого достоинства тех, кого приходилось бить. Причиной была несомненная высокая внутренняя культура и самодисциплина. Малоизвестная деталь: одна из дочерей Льва Толстого уже в эмиграции (уехала из СССР на время, осталась за границей навсегда) написала мемуары. И в них, рассказывая о своей встрече со Сталиным, она отмечала его «совершенно небольшевистскую вежливость». Впрочем, о вежливости и сдержанности Сталина писали многие.

Не влиянию ли ленинской критики обязан был Сталин этой своей почти безграничной сдержанностью, которую лишь в редких случаях опрокидывал его кавказский темперамент? Весьма вероятно – да! Ведь, вскипая, Сталину достаточно было вспомнить слова Ленина, чтобы удержать себя в руках.

Походить на Ленина – не копируя его, конечно, а развивая лучшие в себе свойства, присущие Ленину, – это для Сталина, вне сомнений, было рабочим правилом всю его жизнь после смерти Ленина.

Да и могло ли быть для Сталина иначе?

Однажды мне попался на глаза некий очерк эсера Виктора Чернова, политического оппонента Ленина и Сталина, об одном из них. Я приведу цитату из этого очерка, а к кому из двух она относится, пусть читатель пока догадывается сам: