«Счастливая целостность его натуры и сильный жизненный инстинкт… делали из него какого-то духовного «Ваньку-Встаньку». После всех неудач, ударов судьбы, поражений, даже… позора он умел духовно выпрямляться… Его волевой темперамент был как стальная пружина, которая тем сильнее «отдает», чем сильнее на неё нажимают. Это был сильный и крепкий политический боец…
Он никогда не был блестящим фейерверком слов и образов… говорил он всегда не красно. Он бывал и неуклюж, и грубоват… он часто повторялся… но в этих повторениях, и в грубоватости, и в простоте была своя система и своя сила. Сквозь разжевывания… пробивалась живая, неугомонная волевая стихия, твёрдо шедшая к намеченной цели…
Его… считали честолюбцем и властолюбцем; но он был лишь естественно, органически властен, он не мог не навязывать своей воли, потому что был сам «заряжен двойным зарядом» ее, и потому, что подчинять себе других для него было столь же естественно, как центральному светилу естественно притягивать в свою орбиту и заставлять вращаться вокруг себя меньшие по размеру планеты… Но… пышность и парадность не радовали его глаз; плебей по привычкам… он оставался прост и натурален в своём быту…
Он был профессиональным борцом, он был политическим боксёром на арене социальных распрей и в этом смысле знал «одной лишь думы власть, одну, но пламенную страсть»: этой страстью была сама его профессия, сама борьба, само переливание своей воли в формы политических событий…»
О ком это? Характеристика настолько подходит и Ленину, и Сталину, что, не раз предлагая собеседникам угадать, о ком это было сказано, я слышал в ответ: «О Сталине, конечно!»
Но это – отрывок из очерка Чернова «Ленин», опубликованного в эмигрантском журнале «Воля России» в марте 1924 года – сразу после смерти Ленина. И в конце этого очерка бывший министр земледелия во Временном правительстве и бывший председатель однодневного Учредительного собрания писал:
«Он умер. Его партия, возглавляемая людьми, которых он долго формовал по своему образу и подобию, людьми, которым легко быть его подражателями и столь же трудно – его продолжателями, уже в последнее время повторяла в своей коллективной судьбе его личную судьбу: становилась живым трупом…
На свежей могиле учителя и вождя… она… произнесёт обеты верности… завещанию учителя. А затем – погрузится в будни и подпадет опять под власть неумолимых законов размагничивания и распада».
Так закончил свой очерк о Ленине эмигрант Чернов, и, говоря об «обетах верности», он имел в виду, вне сомнений, клятву Сталина над гробом Ленина. Однако жизнь ещё раз опровергла Чернова – Сталин стал именно продолжателем Ленина, и вместо погружения в будни и распад Россия под руководством Сталина начала грандиозную, никогда ранее ей неведомую в подобных масштабах работу созидания.
Причём Сталин, как и Ленин, был в этой работе универсален и вездесущ. Он продолжал Ленина и шёл дальше, постоянно углубляя и совершенствуя свой управленческий универсализм. В подтверждение сказанного приведу лишь два примера…