Тут вдруг вижу, зовут меня к телефону под вечер. Мне еще нужно было исповедать матушек, занимавшихся византийской живописью, как вдруг вызывает меня к себе Патриарх.
Он сидел там на стуле:
— Отец Илие, а что же ты сделал со студентами?
— Ничего я не сделал, преблаженный!
— Ха-ха-ха, но ты хорошо их проучил! Да, ну и хорошо же ты их проучил! Пусть знают, что у нас есть еще духовники в Румынии! Ну что же это за верующие, если они не держат постов, хорошо ты проучил их!
Патриарх был весел, он обнял меня и поцеловал:
— Хорошо, что у нас есть еще духовники!
Я говорю:
— Преблаженный, ты срываешь меня с корней елей, из пустыни, чтобы я разрешал тут посты в Бухаресте, в пост Святой Марии, такой короткий? Да это же невозможно!
— Браво, отче!
Потом он произнес проповедь на факультете:
— Вы видите, что у нас еще есть духовники? Видите, что они еще есть в этой стране? Как же так? Он, бедняга, так там живет, а вы здесь, молодые, не можете?
Возвращение в Сихастрию
Оказавшись снова в лесах поблизости от монастыря Сихастрия, отец Клеопа установил связь с отцом Варсануфием, выдворенным из монастыря и жившим в маленькой избушке на опушке леса[86]
. Они встречались раз в два-три месяца, исповедовались, вместе служили Святую Литургию, один как священник, другой как певчий, и причащались.Однажды, спустя несколько дней, проведенных вместе, отец Варсануфий, перед тем как вернуться в свою избушку, стал просить отца Клеопу, очень ослабевшего от продолжительного пощения и многих подвигов, перейти жить к нему, поскольку он устроил тайный ход в избушке и в нем можно было спрятаться в случае необходимости.
Отец Клеопа решил пойти с отцом Варсануфием, и ночью они вышли из землянки, чтобы затемно, пока не забрезжил свет, добраться до избушки на опушке леса. Когда они дошли до ручья, что течет у подъема на гору Котнэре́л, отец Клеопа глотнул немного воды и, будучи очень изнурен, почувствовал такую слабость, что не смог удержаться на ногах. Тогда он передал отцу Варсануфию свою ношу и на коленях пополз в гору, боясь, как бы день не застал их в пути и кто-нибудь не увидел их.
Спустя некоторое время в избушку отца Варсануфия дошли обнадеживающие вести из монастыря, и отец Клеопа решил вернуться в Сихастрию.
«Была пятница, и я возвращался в монастырь. Поднявшись на гребень горы Чокырлан[87]
, я остановился, перекусил немного хлеба с орехами и заплакал, подумав о том, что, когда приду в монастырь, меня сдадут в тюрьму. Так оно и было. На второй же день явились за мной и повели, а полковник принялся избивать меня. Ой, мама, мама… А бедняга Иоанникий отправился в Бухарест к Патриарху, тот заступился за меня, и таким образом я был выпущен на свободу».НЕ В МЕРУ ДАЕТ БОГ ДУХА
Снова в Сихастрии
Оказавшись снова в монастыре, отец Клеопа остаток своей жизни посвящает молитве, безмолвию, написанию духовных сочинений, в частности проповедей, и духовничеству, продолжая таким образом возрождать православную духовность в Румынии, заложенную святым Паисием Величковским и продолженную многими другими богоносными отцами, о святом жительстве которых написано до сих пор слишком мало.
Сила слова, смирение[88]
и милосердие[89] лежали в основании миссионерства отца Клеопы, в последние десятилетия жизни духовно питавшего многих посещавших его паломников, монахов и мирян, советами, наставлениями, поддержкой нравственной, душевной или даже материальной и не в последнюю очередь — чистым учением о православной вере.Он всегда говорил о смерти и страшном часе Суда, ожидающего каждого человека, а от монахов требовал вести настоящую духовную жизнь, свободную от личных интересов, от безнравственности, стяжаний и попечений о земном.
Часто можно было услышать, как он говорит посетителям:
«Дорогие мои, мне восемьдесят шесть лет, я страдаю сердцем, ревматизмом, почками, спондилёзом[90]
, перенес шесть операций, одна из них лазерная, обе руки мои сломаны — вот тут и тут, и врач велит мне разговаривать только один час в день. А где тут только час?.. Я развалина, перетянутая проволокой, я гнилой старик.Прожил Адам девятьсот тридцать лет, и перед смертью приходит к нему Архангел Уриил и спрашивает его:
— Адам, Адам, какой тебе показалась жизнь?
А Адам ему отвечает:
— Такой, Боже, словно я в одну дверь вошел и в другую вышел.
После девятисот тридцати лет!
Спаситель потому сказал нам:
Почему же Благий Бог предназначил целую вечность в мучениях при столь короткой жизни? Потому что Сущность, не имеющая границ, словом сотворившая небо и землю, настолько же больше в сравнении с нами; ибо мы огорчаем Того, Кто дал нам и воду, и свет, и жизнь… и ни во что ставим эти блага.
Сколько смогу, буду действовать, а завтра-послезавтра я уйду. Братия мои все время подают мне знаки с кладбища:
— Ну давай, брат, иди! Иди к нам, хватит тебе медлить!