Великий старец Клеопа, румынский чудотворец

Его беседы, советы, опыт и слова оказали мне очень большую пользу. В 1990 году отец Клеопа был назван духовником Румынии, и, как сказал Высокопреосвященный Варфоломей Анания, «не было такого вопроса, относящегося к вере, на который он не мог бы дать ответа».

При всем благоговении и любви, какую я испытывал к нему, мне не удалось побывать у него раньше 30 ноября 1994 года. Тогда я уже вступил в братство монастыря Никуда. В тот вечер, когда я добрался до монастыря Сихастрия, в монастырских воротах меня встретил батюшка ангельски-благостного вида. Я спросил об отце Клеопе, и он направил меня вверх, туда, где Батюшка говорил перед верующими в специально устроенном для этого помещении. Когда я приблизился к Батюшке, то почувствовал, что от него исходит особая духовная сила. Я подумал, что рядом с отцом Клеопой не может жить грех, к нему нельзя приблизиться с лукавыми помыслами, потому что его святость видит все. Перед ним чувствуешь себя обнаженным.

Побыл и я там в уголочке и был поражен тем долготерпением, какое проявлял Батюшка к каждому верующему в отдельности. Он благословил и меня и послал меня поискать его келейного ученика, отца И., с которым я быстро подружился и проговорил всю ту ночь.

Во второй раз я увидел Батюшку в июле 1996 года, в келии его святости. Лицо его было такое светлое, каких я никогда не видел, и вокруг его головы сиял лучащийся свет. Он говорил нам о любви, о Божественной любви. Отец настоятель, с которым я пришел в Сихастрию, спрашивал его совсем о другом, но, хорошо подумав, я понял, что отец Клеопа дал ответ на мои проблемы.

Подлинная моя встреча с отцом Клеопой произошла, когда я увидел его в третий раз, в феврале 1997 года. Это было во вторник вечером. Скоро мне предстояло принять монашеский постриг, и я пришел к Батюшке просить его молитв.

Он принял меня в келии. Когда все братия и отцы ушли на бдение, он попросил меня помочь ему выйти на веранду. Тогда мы беседовали с отцом Клеопой более трех часов. Он говорил мне о молитве умной и сердечной, и тогда я понял его по-другому, не так, как понимал из книг. Он пересказал мне жизнь его святости, страдания, пережитые им во время ученичества, гонения, рассказал об отце Иоанникии Морое, как он потом сам стал настоятелем, и о трудностях, с которыми он столкнулся, когда ему удалось перевести скит Сихастрия в ранг монастыря[130]. Что-то мне было известно из книг, а о чем-то я слышал в первый раз.

Он развеял тогда недоумения в моей душе, и это еще раз убедило меня в том, что он был прозорливым.

Я, на грех, думал, что он, обладая столькими познаниями в богословии, в Священном Писании и святых отцах, мог бы считать себя достойным настоятельства.

Батюшка, не будучи спрошен мною, рассказал мне такой эпизод: как он стриг овец и тут пришли отцы, представлявшие духовный совет. Отец Клеопа ответил им, что у него сгнили ноги в лаптях, от ходьбы по горам, и пусть они больше не шутят так над ним. Он действительно думал, что они устроили глупую шутку. Мне стало стыдно за мои мысли при таком смирении Батюшки. Я был поражен святостью отца Клеопы, прожившего жизнь святую от рождения до могилы.

Больше мне не удалось прийти к отцу Клеопе, только уже на погребение, и туда я попал чудом. Я с грустью думал: отец Клеопа не может умереть, он не может оставить нас. Когда я приложился к его руке, то увидел, что он улыбается. Теперь он лежал совсем безмолвный, но улыбка его словно говорила: «Я достаточно сказал вам, только выполняйте это!»

В день похорон Бог ослабил мороз, сияло великолепное солнце, вся природа радовалась. Словно на день Пасхи.

Отец Клеопа был духовником XX века, он был отцом румынского Православия.

Мы пережили на его погребении и крест, и воскресение, боль креста и радость воскресения, стоя вокруг его гроба. Были все его духовные чада: восемь иерархов, сотни, даже тысячи монахов и монахинь (никогда больше их столько не соберется в одном месте) и тысячи верующих; многие были со своими священниками.

Честна пред Господом смерть преподобных Его.

Отец Клеопа умножает нашу веру, любовь и особенно надежду. Он для нас то же, что для русских — святой Серафим Саровский или для греков — святой Григорий Палама.

Иеромонах А., Клуж

Ты христианин — и тебе страшно?

В первый раз, когда я пришел к отцу Клеопе, со мной были знакомые. Батюшка восседал на стуле перед скамейками, на которых сидело человек десять взрослых и трое-четверо детей. Он как раз говорил им:

— Пусть подойдут ко мне малыши, я дам им по иконочке и крестику из Иерусалима! Но только дети, потому что у меня их немного!

Пошли дети. Потом пошли мы, недавно пришедшие для благословения. Я остался последним. Батюшка долго смотрел на меня, потом выбрал из металлической коробки крестик и вложил мне его в руку. Это поразило меня, мне ведь было 22 года, то есть я не был ребенком. Лишь спустя годы я понял силу этого поступка. Это было пророчество, что я возьму Крест Христов, потому что теперь я монах.

* * *