Великий старец Клеопа, румынский чудотворец

* * *

В последний раз, когда я увидела его живым, был 27 октября 1998 года. Я была вместе с дочерью. Как только мы направились к нему, тут же появился Батюшка в дверях. Он был очень веселый и пригласил нас сесть на стулья. Я сказала:

— Чтобы я села в присутствии вашей святости?

И я опустилась на колени и поцеловала ботинки, в которые он был обут. После того как мы побеседовали с Батюшкой, на прощанье он нам сказал:

— Теперь мы уже больше не увидимся!

Я сказала:

— Но мы еще придем, преподобный!

А он ответил:

— Да, но мы больше не увидимся. Теперь мы увидимся только в раю!

Благословил нас, и мы ушли. И действительно, с неописуемой болью в душе мы узнали 2 декабря того же года, что отец Клеопа отошел в вечность.

С первым поездом я поехала в монастырь Сихастрия, а в день похорон невыразимый мир был в душе моей. И теперь, когда я бываю в келии его святости и на могиле, ощущаю мир в душе, и все, что я у него прошу, исполняется».

Отныне мы увидимся уже в раю!

Отец Клеопа лежал в больнице в Яссах, ему делали операцию. Ему можно было говорить очень немного, но с нами он пробыл более получаса. Нас было пятеро-шестеро студентов вместе с преподавательницей института, дочерью священника. После нескольких слов отец Клеопа спросил меня:

— Откуда ты?

Я ответил ему:

— Из Лунки, уезд Ботошань.

А отец Клеопа продолжил:

— Оттуда родом старец отец Паисий, а я из Сулицы, мы с тобой соседи. Через село братства твоего мы проходили, когда шли с папой на работу в Новачь.

И начал говорить о своем детстве и о том, как он ушел в монастырь, потом говорил нам, как попал на операцию и как чувствует себя после нее. Я была не очень внимательна — думала о том, что Батюшка этот святой: конечно, он прозрел духом, что я из его родных мест, и потому спросил, откуда я, спросил только меня. Пока я так думала, отец Клеопа сменил тему, будто перебитый тем, что я думала, и начал спрашивать и остальных, из каких они мест. Наконец добавляет:

— Я человек грешный, я не святой, из-за своих грехов «на одре ныне немощствуяй лежу, и несть исцеления плоти моей», как говорится в каноне молебном ко Пресвятой Богородице, — и, сказав это, проникновенно посмотрел на меня, чтобы увидеть, думаю ли я, как прежде, о его святости.

* * *

В другой раз, когда я летом пришла в монастырь Сихастрия, отец Клеопа беседовал с верующими. Я тогда собиралась поступить в монастырь, но в душе терзалась мыслью, что я стану делать, если мои плотские родители не разрешат мне? Я хотела остаться последней и спросить отца Клеопу, что мне делать. Считаться ли с согласием родителей или нет? Но спрашивать не нужно было, потому что вдруг чувствую, как из-за стола, за которым он сидел, он смотрит на меня в упор и говорит таким голосом, будто гром гремит:

— Родителям, которые не позволяют ребенку своему идти в монастырь, нельзя даже на смертном одре принимать Святые Тайны, а тот, кто любит отца, мать, братьев, сестер более Меня, недостоин Меня (ср.: Мф. 10, 37). Положил ты руку на плуг — не оборачивайся больше назад, чтобы не превратиться в соляной столп, как жена Лотова (см.: Быт. 13, 26).

* * *

2 ноября 1998 года я была у отца Клеопы для благословения и чтобы еще послушать его слов. Так я делала всегда, когда приходила в Сихастрию. Увидев его заметно ослабевшим, сильно изменившимся, я старалась быть внимательнее к каждому слову, которое он произносил, думая, что этот раз может быть последним, когда он говорит мне. На прощанье отец Клеопа, чтобы подтвердить то, о чем я думала, говорит мне:

— Это мое последнее благословение, теперь мы уже встретимся в раю.

Он и раньше говорил, что уходит к братьям своим, но словно не убеждал меня в том, что это правда, что он уходит, но теперь он сказал это с такой твердостью, что в тот миг я поверила, что он и вправду отойдет к Богу. И действительно, 2 декабря 1998 года я узнала, что отец Клеопа ушел туда, куда ему долгое время хотелось прийти, — к Богу.

* * *

После его смерти, придя однажды в Сихастрию, я пошла к отцу Клеопе на могилу. Я стала на колени и говорила ему со слезами, что теперь прихожу в Сихастрию, но не как раньше, потому что мне не хватает благословения и радости, какую я испытывала, выходя из его келии. Я побыла еще немного на кладбище и затем спустилась в келию Батюшки. Там я почувствовала так живо его присутствие, вспоминала, сколько раз я приходила к Батюшке в самых разных состояниях, но всегда уходила ободренная, укрепленная, чтобы бороться дальше, уходила в мире и радости. Я поцеловала крест, которым он меня благословлял, его епитрахиль и портрет на стене. Задержалась, глядя на фотографии отца Клеопы на стене, и когда вышла из келии Батюшки, то была в таком же состоянии, в каком уходила в прежние времена, когда Батюшка был жив. Я уверена, что то, о чем я просила Батюшку на могиле, он дал мне, когда я уходила из его келии, — благословение и мир, радость и надежду, которые я чувствовала тогда, когда он был жив.

Мать Ф. Б.

Последние дни