Великий Столыпин. «Не великие потрясения, а Великая Россия»

В Мюнхене настольными книгами Богрова были труды вождей анархизма Михаила Бакунина и Петра Кропоткина. В анархизме его привлекал дух индивидуализма. Позже Барская вспоминала: «Мы иногда катались вдвоем по Днепру, иногда гуляли вместе, и разговор всегда заходил о революционной работе, о партиях и программах. Митя резко критиковал все существовавшие тогда программы, он страстно мечтал о революции, но все пути, известные нам, считал неправильными. Он говорил, что не может представить себя членом какой бы то ни было партии, что не перенес бы той узды, которую она накладывает на личность, что революцию можно делать самому, без чужой указки и чужой помощи. «Я сам себе партия», – сказал он однажды фразу, которая, помню, взволновала меня и ярко запомнилась»[350].

В конце 1906 г. Богров примкнул к группе анархистов-коммунистов. Подпольные организации Киева переживали тогда трудные времена. Осенью 1907 г. из Парижа приехали два представителя группы «Буревестник» Наум Тыш и Герман Сандомирский. Им удалось наладить прерванные связи и вдохнуть новые силы в анархистское подполье. Сандомирский вспоминал, как вместе с Богровым они обсуждали планы революционной пропаганды: «Дмитрий произвел на меня впечатление энергичного, преданного делу работника. Разговор почти не выходил за рамки тех вопросов, которые в то время волновали всех русских анархистов. Дмитрий говорил живо, увлекательно, временами пересыпал свою речь блестками юмора, но не покидая делового тона, и меньше всего производил впечатление фразера. «С таким не пропадешь», – радостно думал я»[351].

Богров увлеченно занимался подпольной работой. Кое-кто считал его одним из вожаков анархизма на Юге. В университете на Богрова смотрели как на крупную революционную величину. На университетских сходках он солидно молчал, считая агитацию в студенческой среде несерьезным занятием для опытного конспиратора. За Богровым числились мужественные поступки. Однажды во время разгона публики в литературно-артистическом обществе он отбивался палкой от городовых. В другой раз, когда полиция накрыла незаконное собрание, Богров внезапно выскочил из толпы с браунингом в руке и закричал: «Сюда… Тут лучше их накрыть»[352]. В суматохе полицейские не разобрались и кинулись в указанном им направлении, упустив участников собрания. Правда, рассказы об удалых проделках сохранились только со слов самого Богрова.

Надо признать, что отношение анархистов к Богрову было неоднозначным. Многие недолюбливали его за высокомерие и пристрастие к черному юмору. Ему даже прилепили обидную кличку «Митька-буржуй». Как человек с почти законченным университетским образованием, Богров претендовал на роль теоретика. Он написал несколько статей для нелегального «Анархиста». В статьях прослеживалось явное несогласие с укоренившимися традициями в анархизме. Речь шла об экспроприациях. Часть боевиков считала вполне возможным тратить деньги на личные нужды, а Богров выступил с осуждением этой практики. «Анархисты-коммунисты Киева, – писал он, – категорически отвергают всякое содействие к улучшению материального положения товарищей путем денежных экспроприаций на том основании, что такая экспроприация есть не что иное, как переход денег от одного собственника к другому, и что она не имеет никакого революционного значения»[353].

В противовес экспроприациям Богров предлагал индивидуальный террор. Герман Сандомирский отмечал, что своим выступлением на подпольной анархистской конференции Богров «возбудил недовольство той части конференции, состоящей из боевиков, которой было поручено в конспиративном порядке обсудить ряд замышлявшихся террористических актов, именно тем, что предложил организовать ряд покушений против высших и полицейских чинов Киева. Среди нас было много горячих апологетов антибуржуазного террора, которые возмущались речами Богрова и заявляли, что с такой программой террористической деятельности ему следовало бы обратиться не к анархистам, а к боевой организации социалистов-революционеров»[354].

Но вряд ли самые горячие оппоненты Богрова могли предположить, что они вели полемику не с товарищем по борьбе, имевшим собственное представление о тактике, а с секретным агентом охранного отделения. Богров был завербован в конце 1906 или в начале 1907 г., т.е. сразу же или спустя два-три месяца после вступления в группу анархистов-коммунистов. Точнее, Богров добровольно пришел в охранное отделение[355]. К этому времени Спиридовича уже перевели в Петербург, и политическим розыском ведал Кулябко. Впоследствии он показывал: «Как-то однажды ко мне в охранное отделение явился неизвестный человек и, отрекомендовавшись студентом киевского университета Богровым, предложил мне свои услуги по части сотрудничества в охранном отделении»[356].