Великий Столыпин. «Не великие потрясения, а Великая Россия»

Григорий Богров признавал, что его захватило общее увлечение и он заразился страстью к наживе. Но эта страсть не подавила других интересов. Он неожиданно проявил себя в сфере, совершенно чуждой откупным операциям. Он написал автобиографическое сочинение «Записки еврея», которое высоко оценил Н.А. Некрасов. Произведение было напечатано в «Отечественных записках» и снискало успех среди русских читателей. Для образованных евреев «Записки» стали настольной книгой. В то же время ортодоксальных евреев возмутило сатирическое описание местечковой жизни, невежества раввинов и нелепых суеверий. На закате своих дней Григорий Богров принял православие, т.е. совершил, как и пророчили ему в детстве, смертный грех отступничества.

В записках Григория Богрова рассказано о том, с каким трудом он уговорил семью дать детям светское образование. Дети Григория Богрова никогда не ходили в хедер, которому он посвятил столько горьких страниц в своем произведении. Его сын Григорий Григорьевич Богров учился в университете и стал присяжным поверенным. Он поселился в Киеве, где помимо адвокатской практики занимался предпринимательством. В 1910 г. в Киеве официально проживало 50 792 еврея, что составляло 1/9 часть городского населения. Иным было соотношение в купеческой среде. 4896 купцов-евреев составляли 42% торговцев города. Среди них были негоцианты, ворочавшие миллионами, – Бродские, Гинзбурги, Ландау. Разумеется, Богровым было далеко до финансовых тузов, но их положение в торгово-промышленном Киеве было достаточно прочным.

Консервативный публицист М.О. Меньшиков, узнав, что убийца Столыпина приходится внуком писателю Богрову, заметил: «Чуть не полвека назад семья Мордки казалась обрусевшей до того, что приняла язык русский, веру русскую и казалась даже слившейся с Россией. Ничуть не бывало – следующее поколение вновь неудержимо потянуло в иудаизм»[403]. Действительно, потомки писателя Григория Богрова не последовали его примеру и только один внук – Владимир – стал выкрестом. Но вряд ли можно утверждать, что они вернулись в лоно иудаизма. Богров-дед как-то заметил: «Я в обширном смысле слова эмансипированный космополит». Это определение вполне применимо к молодому поколению Богровых. В их доме не соблюдали еврейских обычаев. Они были совершенно равнодушны к религии. Дмитрий (Мордко) Богров говорил на четырех языках, но не владел ни еврейским разговорным, ни древнееврейским.

Они могли бы совсем забыть о своем происхождении, если бы им постоянно об этом не напоминали. Богровых не касались полтысячи циркуляров, инструкций и разъяснений, которые регулировали жизнь евреев. Поскольку глава семьи имел высшее образование, он вместе с семьей имел право проживать вне черты оседлости. Но даже привилегированным евреям на каждом шагу приходилось сталкиваться с особым законодательством. Например, на Бибиковском бульваре, где находился дом Богровых, евреям разрешалось жить только на одной стороне, так как бульвар служил границей между двумя районами, в одном из которых лиц иудейской национальности не прописывали.

Недаром говорилось, что российские законы сделали бы жизнь невыносимой, если бы их исполнение не зависело от людей со всеми их слабостями и пороками. Нигде в стране не было столь распространено взяточничество, как в черте оседлости. Некоторые администраторы, даже не отличавшиеся прогрессивными взглядами, предлагали упразднить особое законодательство о евреях, поскольку оно способствовало коррупции низшего и среднего звена государственного аппарата. Ревизоры часто сталкивались с тем, что мелкие чиновники, причастные к разбору еврейских дел, содержат частные канцелярии и платят писцам из своего кармана больше, чем сами получают жалованья от казны.

На примере Дмитрия (Мордки) Богрова можно было убедиться в продажности чиновников. Он был принят в гимназию, а его товарищу, получившему такие же оценки, было отказано. Затем он поступил в Университет святого Владимира, в котором доля студентов-евреев по закону не должна была превышать 5%. На самом деле их было 18%. Какие-то должностные лица закрывали глаза на это нарушение. Кто-то освободил Богрова от военной службы. Вот ведь подмеченный многими парадокс – человек, не промахнувшийся в премьер-министра, имел освобождение… по слабости зрения.

Но были моменты, когда еврейское население не могло рассчитывать на подкупленных чиновников. Слово «погром» каждый еврей усваивал с детства. Массовые погромы прокатились в начале 80-х гг. XIX в. по городам России, в том числе и в Киеве. Еще мощнее была вторая волна погромов, обрушившаяся в октябре 1905 г. После известия о Манифесте 17 октября начались демонстрации под лозунгами «Да здравствует свобода!». Со здания городской думы были сбиты царские вензеля. Рассказывали, что какой-то еврей порвал портрет Николая II и, просунув голову в раму, кричал: «Теперь я государь!». Другие евреи обращались к русским со словами: «Мы, евреи, дали вам Бога. Дадим и царя».