Великий страх

«Аристократ может! – хотелось крикнуть мне. – Аристократ имеет право, потому что мы с ним равны, потому что он человек моего круга!»

– Вы буржуа, сударь. Давайте не будем усложнять наш разговор предположениями.

– Да, я буржуа. Хотя с моими деньгами я еще при Старом порядке мог купить себе любой дворянский титул… Не верите? Я мог бы стать графом или бароном, дорогая, и это хорошо бы звучало! Барон Клавьер дю Валлон – каково?

Он откровенно издевался над всем, что было мне дорого. Я тяжело вздохнула. Спор у нас получался неравный: я была вынуждена сдерживаться, ибо нуждалась в его карете, откуда так удобно было бы созерцать казнь.

– Замолчите, ради Бога, – произнесла я умоляюще. – Вы такую чушь несете… Барон Клавьер дю Валлон! Никогда не слышала ничего более смешного. И вообще, если вы так ненавидите меня, вам, ей-Богу, было бы легче отказать мне в услуге и обойтись без этого спора. Честное слово, для нас обоих это было бы спокойнее.

– Ненавидеть вас! – повторил он улыбаясь. – Похоже, мадам, я уже чуть выше стою в ваших глазах, если вы позволяете себе обращать внимание на ненависть какого-то плебея.

Он взял меня за руку, но я резко высвободила свои пальцы. Он не стал их удерживать.

– Ненавидеть вас! – снова сказал Клавьер. – Моя дорогая принцесса, вы ошибаетесь. Ненавидеть такую прелестную женщину! Я в жизни не встречал такого надменного, капризного и очаровательного создания. Какая еще ненависть? Я восхищаюсь вами, мой ангел.

Я настороженно слушала его, очень подозревая, что это всего лишь насмешка. Только бы не попасть в эту ловушку… Доселе я ни словами, ни поведением не дала ему серьезного повода посмеяться. Так и следует себя вести – всегда оставаясь начеку. И подумать только, он смеет называть меня «мой ангел»!

– Не понимаю, к чему вы мне все это говорите, сударь, – сказала я.

– Да просто так. Мы с вами так редко видимся. Не молчать же мне при встрече.

– Вы бы лучше молчали! – сказала я в сердцах. – Своими насмешками вы добьетесь, что наши встречи станут еще более редкими.

– Уж не будете ли вы сожалеть об этом, моя дорогая? – сладко-издевательским тоном произнес он.

Я не ответила, отворачиваясь к окну. Болтая с этим торгашом, пожалуй, пропустишь самое главное. Отсюда, из кареты, все было видно как на ладони – освещенный факелами зловещий силуэт виселицы и телегу у подножия эшафота. С телеги сошел осужденный – он был босой, облаченный в длинную белую рубаху. Обычный наряд для покаяния… На груди у него была табличка с надписью: «Государственный преступник».

Это был высокий, атлетически сложенный мужчина, уже не молодой, но гордый и статный. Его осанки настоящего дворянина не скрывало даже это позорящее одеяние. Нет, он не мог быть авантюристом… Заметив, что он собирается говорить, я распахнула дверцу кареты, чтобы слышать каждое слово.

– Господа! – произнес осужденный. – Слышу, что вокруг меня говорят, будто я входил в Ратушу для того, чтобы в чем-то сознаться. Заявляю, это мнение ошибочно. В Ратуше я лишь продиктовал свое завещание, и моим единомышленникам нечего бояться моей откровенности… Готовый предстать перед Богом, я прощаю людям, которые против своей совести обвинили меня в преступных замыслах. Я люблю короля и умираю верным этому чувству. Я подаю пример и надеюсь, что все благородные люди ему последуют… Народу необходима жертва: пусть будет так! Пусть лучше выбор падет на меня, а не на человека со слабой душой, которого приведет в отчаяние незаслуженная казнь.

С этими словами он сделал шаг к эшафоту. Какой-то весельчак из толпы громко крикнул ему:

– Танцуй, маркиз!

Глухой голос приговоренного произнес:

– Господа, я умираю невинным, молитесь Богу за меня!

– А он неплохо держится, этот ваш маркиз/,– отозвался Рене Клавьер.

– Как же ему еще держаться, ведь он дворянин! – воскликнула я раздраженно, не в силах сдержать слезы.

– Да бросьте вы носиться со своим дворянством! Посмотрите вокруг – кто из Тюильри, кроме вас, приехал сюда? Все ваши друзья за границей, и все они трусы. Нет ничего удивительного в том, что произошла революция; вся ваша аристократия прогнила до самого дна…

– Вы мерзавец, сударь.

Сказав это и не в силах больше терпеть, я выскочила из кареты и принялась пробираться сквозь толпу. Я видела все, что мне было нужно. Маркиз де Фавра – герой, и очень скверно то, что двор не смог помешать его казни. Я не видела, как он был повешен, но поняла это, услышав приветственные крики. На Гревской площади было сильное движение, кое-кто вопил «бис», как будто присутствовал на представлении какого-то водевиля. Добравшись до улицы Пелетье, я была вынуждена остановиться, так как дорогу мне преградил взвод национальных гвардейцев. Рядом стояли две развязные девицы, очень похожие на проституток, и переговаривались.

– Аманда, видишь ту карету? – спросила одна из них.

– Еще бы! Это карета Клавьера. Этот молодчик ужасно богат. Он часто заезжает к нам в заведение.

– И хорошо платит?

– Вдвое против обычной цены.

– Это почему же?

– А с ним боятся идти в постель. Его Господь Бог наградил такой штукой, что…