Великий тайфун

Анна Васильевна принесла еще крепкого чая.

— Я хочу поработать, — сказал Александр Васильевич.

— Работай. Я тебе мешать не буду.

Она тяжело поднялась со стула — поясница болела, — а он опять подумал о ней: «Доброе у нее сердце».

— Отец! — сказала она.

Александр Васильевич посмотрел на нее долгим взглядом.

— Знаю, что ты хочешь сказать. Знаю. Из этого ничего не выйдет. Ничего не выйдет.

— Почему не выйдет? — возразила Анна Васильевна. — Я позову Костю. Скажу, что ты просил прийти. Он придет.

— Говорю, не выйдет. Теперь уж не поправишь, — горечь прозвучала в его словах. — Теперь не поправишь. Нет. Осталась одна память о нем. Вот, слышишь?

— Ты о чем? — не понимала Анна Васильевна. — Ничего не слышу.

— Не слышишь? — Он поднялся со стула, подошел к окну. — Иди сюда.

Анна Васильевна подошла к окну.

— Слышишь? — спросил Александр Васильевич. — Тополи шумят, Костины тополи. Вот все, что мне осталось в память о нем.

Анна Васильевна поглядела на него очень странно скорбными голубыми глазами, отошла от окна и, как тень, в темном своем платье, с черной наколкой на голове, вышла из кабинета.

Старик хотел сесть за работу, но настоящее так властно держало его в своих объятиях, что он не мог думать о прошлом. Думал о настоящем. Сидел у стола и думал.

А тополи за окном все шумели, все шумели.

У СОЛИСОВ НА ХУТОРЕ

В один из субботних дней Костя Суханов и, по его приглашению, Виктор Заречный и Дядя Володя поехали морем к Солисам, жившим на хуторе Григория Суханова, — провести там воскресный день.

Выйдя из Золотого Рога, пароход «Эльдорадо» поплыл в тумане. Слева едва виднелись берега, а справа висела сплошная туманная завеса. Беспрерывно раздавался тревожный, словно взывавший о помощи, протяжный гудок. Скоро и берега исчезли. Пароход пересекал Уссурийский залив. И чем ближе он подходил к бухте Чам-ча-гоуза, тем прозрачнее становилось небо. Вот оно засияло голубизной, и открылась залитая солнцем долина Чам-ча-гоуза с белыми хуторскими постройками. Пароход бросил якорь против небольшой бухточки, вдавшейся в материк между двумя мысами.

К пароходу уже плыла лодка. На корме сидел Григорий Суханов с длинным веслом вместо руля; кореец-огородник Сен Чжу Ни усердно работал веслами.

Обитатели хутора стояли на берегу, гадая, кто это приехал с Костей.

Среди стоявших были Александр Федорович Солис, его жена Магдалина Леопольдовна, дочери Александра и Софья и другие члены семьи.

* * *

Александр Федорович Солис, тесть Константина Суханова, происходил, как значится в формулярном списке его отца, Федора Васильевича Солиса, из детей солдат-кантонистов. Родился он в 1868 году. Как и его отец, он прошел длинный трудовой путь таможенного служащего, начав его писцом в Шипиорнской таможне, в Калишской губернии. Не имея никакого образования и достатка, Александр Федорович женился на семнадцатилетней дочери калишского помещика красавице паненке Марии-Магдалине Валигурской. Александр Солис был интересным молодым человеком (ему шел двадцать первый год), но все же брак с родовитой дворянкой Магдалиной Валигурской, жившей после смерти отца в городе Калише, считали неравным. Однако все объяснялось очень просто.

Отец Марии-Магдалины, пан Валигурский, был кутила и мот. Пани Валигурской не удалось остановить мотовство своего супруга, и когда он умер, промотав свое имение, ей пришлось поселиться в Калише и давать уроки музыки, а когда она сама скончалась, две дочери ее остались без всяких средств к жизни, с одним пальто на двоих. Тут-то и увидел прекрасную паненку Марию-Магдалину таможенный писец Александр Солис.

В 1901 году приказом по Департаменту таможенных сборов Александр Федорович был назначен помощником пакгаузного надзирателя и корабельного смотрителя в Николаевске-на-Амуре. При городском училище он выдержал экзамен и получил право на первый классный чин. Через девять лет его перевели на должность бухгалтера во Владивостокскую таможню. Февральская революция застала его в должности корабельного смотрителя, в чине титулярного советника. Всего месяц, как он вышел в отставку.