Великий тайфун

— Мы попадаем в смешное положение. Адмирал Найт принял на «Бруклине» комиссара Временного правительства Русанова, а правительства такого нет в природе. Это открытый вызов Советскому правительству, но реального значения он не имеет. Только вчера я получил сообщение, что и Русанова больше не существует — он арестован.

Вильсон нахмурил свои широкие брови.

— Наконец, я должен доложить, — продолжал Лансинг, — что матросы «Бруклина» были в довольно хороших отношениях с красными матросами Владивостока. Перед уходом «Бруклина» из Владивостока в местном морском клубе состоялась так называемая «встреча» наших матросов с матросами Сибирской флотилии.

В глазах у Вильсона появилось выражение чрезвычайного удивления.

— На этой «встрече», — продолжал Лансинг, — лидер владивостокских большевиков произнес речь на прекрасном английском языке[20]…

Вильсон не сдержал своего удивления.

— О! — воскликнул он.

— Да. Этот лидер много лет жил у нас, в Соединенных Штатах Америки, пользуясь законом, предоставляющим право убежища политическим преступникам. Он здесь овладел английским языком и теперь отблагодарил нас за гостеприимство! — в голосе Лансинга прозвучала легкая усмешка.

— Ваше мнение?

— Все, что мы делаем, хорошо. Но этого мало.

— Что же вы еще предлагаете?

— Интервенцию.

— Я подумаю, — сказал Вильсон.

Аудиенция была окончена.

* * *

В Бресте начались переговоры о мире. В Вашингтоне стало известно донесение английского посла в Петрограде Бьюкенена министру иностранных дел Англии, в котором говорилось: «Если большевики не смогут обеспечить мир, они вряд ли удержат власть на продолжительное время». Сама собою возникла мысль сорвать Брестские переговоры, столкнуть Советскую Россию с Германией. «Будут отвлечены немецкие дивизии с Западного фронта, — говорил Лансинг Вильсону, — и крушение большевизма станет неизбежным. Я не сомневаюсь, что наступление германских армий приведет к падению советской власти».

Посол Френсис через третьих лиц обещал комиссару иностранных дел Чичерину добиваться у своего правительства всевозможной поддержки, включая посылку военных запасов и продовольствия для русских армий, если советское правительство начнет боевые действия против центральных держав. Он даже обещал признание правительства народных комиссаров, если русские армии будут «серьезно вести боевые действия». Наконец, Вильсон выступил с обращением к союзным народам, где, обращаясь к русскому народу, говорил: «Верят ли нам его нынешние лидеры или нет, но нашим сердечным желанием является отыскать путь, который дал бы нам возможность помочь народу России достигнуть того, что составляет предмет его горячих надежд, — свободы и благоустроенного мира. Отношение к России в грядущие месяцы со стороны сестер-наций послужит лучшей проверкой их доброй воли и понимания ими ее нужд, которые отличаются от собственных интересов этих наций, — проверкой их разумной и бескорыстной симпатии».

Посол Френсис распорядился расклеить на улицах Петрограда сто тысяч листовок с обращением президента Вильсона.

Троцкий в Бресте самовольно прервал мирные переговоры с Германией, отказавшись подписать договор. Через восемь дней после этого немцы начали наступление по всему фронту,

Вильсон и Лансинг снова сидели в кабинете, украшенном картинами, изображающими сцены из истории США. Государственный секретарь докладывал телеграммы Френсиса и Саммерса. Френсис сообщал: «Немцы в семидесяти верстах от Петрограда. Они могут быть в городе через сорок восемь часов». Саммерс радостно писал: «Германские войска грузятся в эшелоны для занятия Москвы».

Президент и государственный секретарь, казалось, торжествовали победу.

— Меня тревожит одно, — говорил Лансинг, — упорство Ленина, с которым он борется против Троцкого, отказавшегося подписать мирный договор с Германией. Френсис доносит, что Ленин разгадал западный план. Вот его тезисы по вопросу о заключении сепаратного мира. — Лансинг вынул из портфеля лист бумаги, исписанный от руки на английском языке, и, встав с кресла, положил перед Вильсоном.

Вильсон взял лист в руки.

— Противники мирного договора с Германией, — говорил между тем Лансинг, усевшись в кресло, — считают, что большевики, подписывая договор, становятся агентами германского империализма. Ленин говорит обратное: что революционная война в данный момент сделала бы большевиков объективно агентами англо-французского империализма. Френсис пишет, что на одном собрании Ленин сказал: «…объективно агентами Вильсона».

Президент улыбнулся и, взглянув на Лансинга, проговорил шутливо:

— Он считает меня, вероятно, главарем мировой буржуазии.

— Ленин — умный и опасный человек, — заметил Лансинг.

— Может быть, мы сможем быть умнее и опаснее его? — с некоторым хвастовством проговорил Вильсон.

Лансинг на это ничего не ответил. Он сказал: