— Ну зачем это? — Костя пожал плечами. — Мне ничего не надо. Скажи Магдалине Леопольдовне, что я… что я сыт, не голодаю и мне ничего не надо.
— Дай ключ, — настойчиво сказала Александра. — Я отнесу пирог.
Костя вынул из кармана ключ.
— Напрасно это, Шура, — сказал он.
— Доставь маме удовольствие, дай ключ.
Костя передал ключ жене.
— Скажи Магдалине Леопольдовне спасибо, но передай, чтобы она не беспокоилась обо мне. Я же все-таки «его превосходительство», — Костя засмеялся, сверкнули его белые зубы, — и не голодаю: в столовой у нас неплохие обеды… Как Георгий?
— Здоров. Мама души в нем не чает, нянчит.
— Еще бы: первый внук! Как жаль, что моя мама лишена радости хотя бы видеть его! — в голосе Кости прозвучала горечь. — Она любила бы его. — Он помолчал. — Отец просил меня прийти, — проговорил он.
— Просил прийти? — с изумлением переспросила Александра.
— Да, просил через маму прийти к нему. Сейчас пойду. Ключ оставь в дверях.
Они вышли из кабинета.
Костя встретился с отцом в кабинете Александра Васильевича. Какой у них произошел разговор, никто не знал. Это навсегда осталось тайной. Костя вышел от отца мрачный и молча простился с матерью. Анна Васильевна после ухода сына зашла к мужу и через минуту вышла от него в слезах. Весь день она плакала, а старик весь день сидел, запершись в кабинете.
В Совете Костю поджидал приехавший из Петрограда его близкий друг — Всеволод Сибирцев (младший Сибирцев — Игорь — приехал несколько ранее).
У дверей кабинета состоялась трогательная встреча друзей.
Мрачность исчезла с лица Кости, будто ветер сдунул ее. От радости он помолодел.
— Всевка!
Всеволод последний раз видел Костю в Петрограде весной 1916 года.
«Такой же», — подумал он.
— Пойдем! Вот, брат… здорово! — говорил Костя.
В кабинете они уселись на диване.
— Рассказывай, — сказал Костя.
Всеволод рассказал о себе.
— А у тебя как? — спросил он.
Костин рассказ был невеселым.
— Видел… на бухте?.. Ну вот, Всеволод, вот какие у нас дела.
— Неважные дела. — Всеволод закурил трубку.
Костя взял с жестяной пепельницы свою трубочку.
— Знаешь, Всеволод…
Костя предложил Сибирцеву пост секретаря Совета.
— Твоим помощником?
— Да
— Согласен, — не раздумывая ни минуты, ответил Всеволод.
БРАТЬЯ СИБИРЦЕВЫ
Через несколько дней Всеволод Сибирцев уже сидел за своим рабочим столом в Совете. Был он очень примечательной внешности: высокий, рано облысевший лоб, лицо вокруг окаймляла темная борода, а усы он выбривал, во рту вечная трубка. Друзья звали его Боклем за схожесть с этим английским историком. По мешковатой фигуре его сразу можно было заметить на большом расстоянии, среди сотни людей. Исполнилось ему двадцать пять лет, женат он не был и называл себя старым холостяком. Страстью его были политика и стихи. Ко всему этому был он удивительно веселый, с насмешливым умом человек.
Все — и воспитание в семье, и дружба с Костей Сухановым, и петербургская студенческая среда — все благоприятствовало выработке в нем революционного миросозерцания. Однако извилистый путь идеологического развития прошел этот довольно сложный по душевному складу человек.
Ему было двенадцать лет, когда в квартире Сибирцевых на Посьетской улице укрылись солдаты и рабочие, участники знаменитой демонстрации 10 января 1906 года. Матрос Обручев рассказывал тогда, как он с Виктором Заречным стрелял из-за угла дома по пулеметчикам. Темные глаза Всеволода изумленно смотрели на юношу Заречного. Не упала ли в тот день в душу Всеволода искра от пожара первой революции, полыхавшего над страной? О чем он думал, когда, будучи уже студентом первого курса Петербургского политехнического института, писал в дневнике своего друга Николая Уссурийцева:
«..
К тому времени относится и его стихотворение:
Куда же звала Всеволода его мятущаяся душа? Какого счастья он ждал?